Мне не нравилось, что я начинал испытывать странные чувства к этой девушке. Я даже не знал её. Я пообещал себе, что это просто потому, что она была самой близкой к норме, которую я видел за очень долгое время, и, как сказала её подруга, она была горячей. Всё это было очень мелочно с моей стороны. Но я бы не стал действовать в соответствии с этим. Как только её перевяжем, и мы избежим этой атаки Пожирателей, мы разойдёмся, и мне не стоит иметь дело со всеми этими глупыми чувствами и… побуждениями.
— Выглядит плохо, Риги, — поморщилась её подруга.
В её голосе звучала серьёзная озабоченность. И если бы они были где угодно, но не с нами, она, вероятно, должна была быть рядом. Но мы были готовы к подобным вещам. Мы были готовы ко всему.
— Со мной всё будет в порядке, — пообещала Риган.
Вместе со всем остальным проскользнуло новое чувство — восхищение. Эта девушка была сильной, бойцом. Нет, несколько порезов на коленях и руках были не самым худшим, что могло с ней случиться, но она даже не собиралась позволять им отвлекать её.
— Пошли, — грубо потребовал я, возможно, грубее, чем намеревался.
Но мне нужно было показать её Вону, прежде чем я тоже сойду с ума.
Нельсон шёл впереди, а девочки следовали между нами. Я запер дверь, а затем двинулся за ними, и оставил медленно стучащих кулаками Пожиратели гнить дальше.
Риган, казалось, с трудом поднималась по лестнице. Её тело оставалось согнутым, а шаги были медленными и тяжёлыми.
Вопреки здравому смыслу я спросил:
— Тебе нужна помощь?
— Справлюсь, — быстро ответила она.
У меня внутри всё сжалось, и я покачал головой, но всё же предложил ей немного утешения.
— Прямо на самый верх.
Мы закончили восхождение, и я почувствовал себя немного ошеломлённым. Надеюсь, Вон просто подыграет, потому что у меня не было умственных способностей, чтобы взять на себя инициативу в этом деле.
Я прошёл мимо двух девушек и Нельсона, чтобы постучать в дверь. Нельсон, наверное, подумал, что я сошёл с ума, вот так отрезав его, но мне нужна была передышка.
Харрисон открыл дверь с поднятым пистолетом, но девушки едва заметили это, моргая от света и прикрывая лица руками. Мы провели их внутрь и поставили перед Воном. Пейдж оставалась скрытой, как и положено по протоколу. Мы должны были обеспечить её безопасность превыше всего остального.
Пока девочки приспосабливались к свету, я приспосабливался к ним или, скорее, к ней.
Риган была потрясающе хорошенькой. И я был так непривычен к очарованию и красоте, что мне казалось, что она легко может быть последней из прекрасных созданий на этой планете. Её глаза были тёмными, тёмно-карими, такого насыщенного цвета, что походили на шоколадные бриллианты. И, вероятно, такие же редкие. Её ресницы были густыми, скулы высокими, губы полными и мягкими на вид. Её тело было идеально подтянутым, даже если она была немного худой, и мой взгляд сразу упал на её стройную шею и… ниже. Ей не место здесь, не с нами, простыми смертными, не в мире, полном Зомби, и не в каком-либо другом месте, которое поглотило бы её и переварило в недрах прогнившего, гнилого, разлагающегося человечества.
Я покачал головой и, подойдя, встал рядом со своими братьями. Мы были единым фронтом, практика и инстинкт превратили нас в подвижную боевую машину.
Вон сидел на диване, выглядя расслабленным и ответственным. Я спрятал улыбку, потому что знал, что он выглядел намного более угрожающе, чем был на самом деле. Мы бы защитили нашу семью, если бы пришлось, но мы не были плохими парнями. И мы не набрасывались без крайней необходимости.
Вона всё это очень заинтересовало. Я мог сказать это. Его глаза впитывали Риган и её подругу, как будто он был лишён воды всю свою жизнь. Я знал это чувство.
— И что же ты нашёл, Хендрикс? — спросил он меня.
— Девчонок, — почти прорычал я. — Они ходили по магазинам.
Риган восприняла это не очень хорошо. Она фыркнула, а затем выпалила:
— Мы запасались припасами.
— Косметикой? — усмехнулся я, ожидая какого-нибудь яростного отрицания или саркастического оскорбления.
Но даже я был удивлён, когда Риган призналась:
— Всего лишь немного подводки для глаз.
Это удивило меня больше всего на свете. Это была не совсем подходящая эпоха истории для борьбы с тщеславием. Это должно было раздражать — это должно было быть огромным разочарованием. Но, чёрт возьми, это было интригующе. Я не мог вспомнить, когда в последний раз встречал кого-то, кто всё ещё заботился о своей внешности. Даже мы с братьями прибегли к бородам и лохматым волосам, а предполагалось, что мы были этим великим, последним остатком всего гуманного и цивилизованного.