И ведь сам эпистолярный жанр в Телеграм или в Вайбере делает нам немного лучше, не так ли? И не в этом ли огромная ценность ВСЕЙ истории? Хотелось бы быть как Чехов или Ремарк, но тут есть много но. Что будет непонятно, что будут грамматические ошибки, что выразить в тексте мысль из своей души – это даже не эксгибиционизм, это просто паника. (В качестве ремарки: а что если девушкам из «Фемен» просто плохо и грустно, но проявление таких эмоций как бы не в тренде – вот они и «идут на баррикады» с голой грудью?)
И в быту я так-то редкий мастер деловых и личных переписок, который отвечает на письма «ок» и «вообще огонь», но это же ничего не добавляет к моей душе. А сознательное письмо – усилие над собой, попытка что-то сказать из сердца, в моей семье, например, такие штуки вообще не очень приняты. Значит, это делает нас немного лучше. А то, что делает лучше, – уже отличный повод «марать бумагу», как мне кажется. Учитывая, что в диджитал-мире даже ни одно дерево от этого не страдает.
Я себя от руки дневник заставлю писать по той же причине. Тренировка для мозга, руки и души сразу – очень хорошо.
Мое личное мнение в том, что когда человек сыт, он более человеколюбив. Не уверена, что это аксиома, но готова мерить это на людей моей профессии. Когда ты ешь «дошир» и нет денег на сапоги, вряд ли ты сможешь искренне переживать за другого человека – себя бы спасти. Когда у тебя есть сапоги и машина, то не вопрос перечислять какие-то деньги в благотворительные фонды или типа того. Ты начинаешь слышать других людей.
Есть у меня товарищ с Бабра, так он был резким радикалом и нетерпимым революционером. Когда он завёл себе джип и перешёл с «Шепота монаха» на «Джим Бим», стал гораздо добрее. Несколько лет назад он называл мои сентенции буржуазной чушью, теперь нормально поел – и проснулась мысль. И, как мне кажется, беда провинциальной журналистики во многом – в безденежье. О себе думаешь больше, чем о других. А это работе вредит. Думаю, что эту теорию (это лишь моя теория, могу и ошибаться) можно спроецировать и на другие сферы творчества. Могу и заблуждаться, конечно, но девочкам это простительно, так что жду ваших контраргументов.
А пока душа просится в снега, к коням, соскучилась по ним за неделю очень уж.
Засим откланиваюсь,
Сашенька
P.S. Береги себя и запятые в текстах.
6. Апрель
Здравствуй,
Апре́лит уже в городе, кажется, скоро непременно начнутся такие вечера, когда нужно гулять ночами по улицам и говорить о высоком, хотя, быть может, даже лучше молчать.
Читать Мариенгофа – что душу рвать, но в то же время восхищаться: у него отличные строки про Любовь к культуре, невзирая ни на что. Ни на вошь, ни на пустой желудок. И в этом он видит особенность той пресловуто-загадочной русской души. Наверное, в том она и есть.
Например, моя подруга из США совершенно перестала читать, так что говорим мы с ней все про кабачки да киноа. Быт такая штука: раз-два – и ты уже в вытянутых трениках с интересами не дальше распродажи в обувном магазине. И с этим бытом война ещё хуже, чем с собственным весом, по крайней мере – у меня.
В Иркутске – смотрю я на ленту фейсбука – легко стать медийным лицом и ещё проще деградировать и скатиться в какую-то унылую провинциальную фигню. Уж не помню, Горький или Ницше говорили о важности сохранения в себе человека. А так как я к 28-ми, очевидно, ещё все никак не могу распрощаться с ницшеанскими идеалами – вот и бьюсь с ветряными мельницами.
Как-то раз Лиля Брик на полгода перестала общаться с Маяковским (может, я вру, и это был куда меньший период, но не в том суть) оттого, что слишком их быт заел. Натурально – не разговаривала. Переживали оба, но зато Маяковский написал много хороших стихов за это время. Не чудесно ли?
Признаюсь, сегодня была взбешена до того, что чуть не устроила сеанс публичной ругани, а это я люблю ещё меньше, чем публичное выражение чувств. Пожалуйста, никогда больше не называй меня так, как назвал, – это просто ужасно. У меня забрало падает, и я начинаю уподобляться, а это ни в какие ворота. Уровень кухонной диалектики Ново-Ленино, где женщины – телки, телки – овцы, это как-то недостойно и низко.
Я баню людей в фейсбуке и перестаю с ними здороваться, когда вижу, что они позволяют себе выражаться матом в отношении женщин, потому что это, повторюсь, ни в какие ворота, полный крест на мало-мальском джентельменстве. И на чувстве чести.
Моим друзьям всегда можно немного больше, но тем не менее. Я плохо выражаю свои мысли ртом, если это не факультетская кафедра и не Публичная сцена, особенно когда речь идёт о личном. К чему все эти разговоры про Серебряный век, эпистолярные романы, красивые слова, если можно общаться на уровне ниже бытового клопа?