Короче, воображая себя юной провинциальной Ахматовой, я бы хотела, чтобы мне писали хорошие стихи и томные письма, но на практике стоило бы опасаться своих желаний. Во-первых, потому что редко кто пишет стоящие стихи, которые не были бы напыщенными аллюзиями ко всем пушкинским мадригалам сразу, а во-вторых, художественный вымысел – страшная вещь.
Недавно молодой писатель А. решил увековечить наш небольшой, но отчаянно веселый роман в прозе. Вышло весьма натуралистично. Возможно, как-то раз его я недокормила гуляшом и лишилась ремарковского очарования. В тот день, когда у меня дошли руки прочитать произведение, поняла, что жизнь, когда попадает в руки пишущих людей, уже перестает принадлежать нам. Не факт, что наша собственная голова принадлежит нам вполне. А через призму оценки посторонних получается что-то лишь отдаленно похожее на оригинал.
В ту самую весну я была влюблена, мне хотелось легкости и лирики, далее по списку: заламывание рук, вздохи на скамейке, кальвадос при луне. Я казалась себе феей куража, хоть и немного тяжеловатой, с прицепом из не сложившегося муторного и долгого сожительства. Со страниц рассказа писателя А. на меня посмотрела усталая неврастеничка-разведенка, типичный персонаж песен Лолиты Милявской. И остается только смириться, что твою, в общем-то, допустим, вполне приличную, грудь сравнили с коровьим выменем.
В остальном рассказ получился у него задорным и вполне подающим надежды на светлое будущее всех героев. Приходит рассвет и Вербное воскресенье. А. говорил мне как-то, что со всеми дамами сердца сохранил чудесные отношения. Полагаю, что просто еще ни одна из них не отходила его крепенько по лицу его же беллетристикой. Запомни: лучшее, что женщина может сделать с авторским романом или сборником стихов, – как следует приложить им автора. Это, как минимум, стильно.
–
Другой знаковый персонаж любил уходить от меня навсегда. Он тяжело вздыхал, заламывал руки и шел в закат. Как-то раз он собрал с собой все вещи, в том числе и тяжеленные гантели. Мы были юны и наивны: какая там личная машина – денег на такси не было. С этим скарбом он прогулялся минут двадцать до своего дома. С тех пор он уходил навсегда с одним свитером и парой белья. Когда на самом деле ему пришло время уйти навсегда, вещи он забирать не спешил. Они немым укором стояли посреди моей квартиры и напоминали о пяти годах очень непростых потуг строительства семейной жизни. И за дверь выставить жалко, и себя жалко, и всю студенческую юность вместе с собой и иллюзиями тоже жалко было до слез. А как-то он в не очередной раз явился не за вещами и притащил мне в дом целого кота. Тот получил кличку Зло и жил у меня еще неделю, прежде чем покинул квартиру с лыжами и прочим имуществом хозяина. Интересно, кстати, – как там кот?
–
Есенинский период в моей жизни был затяжным. Друзья знали мою страсть к барным стаканам, и даже после того, как я решила, что их воровство портит мою карму, продолжали нести в дом граненые изделия разного размера. А мужчины знали про мою слабость к Сергею Есенину: в самые нескромные моменты я могла декламировать его с табуретки. Есенина в доме накопилось немало: один портрет мне купили у пропойцы на Урицкого, бюст привезли из Москвы, а уж сборникам и биографиям в шкафу вовсе нет числа. Один из них мне всучил В. Это была осень, и мне было совсем грустно. Я совершенно не умела жить одна, я даже толком не могла понять, что я люблю делать и чем заниматься по вечерам, если не жарить мясо для мужчины. В итоге – бессистемное поведение.
В. выносил меня на своем героическом плече из чилаутов ночных клубов и вряд ли считал глубокомысленным собеседником. Но как-то раз мы сели поговорить, и весь вечер мне пришлось слушать песни Григория Лепса. Через два часа прослушивания я взвыла, и мне даже исполнили «Шаганэ ты моя, Шаганэ», что уже не смогло спасти ситуацию. В то время я презирала социум, носила ассиметричную короткую стрижку и только-только разжилась первыми татуировками. Как выяснилось гораздо позже: ошибочными. А вот песни Григория Лепса мне стали симпатичны лет через десять. Тогда же я столкнулась с В. в гостях у своей приятельницы, с которой они успели нажить пару детей. Она с ним, кстати, развелась. Возможно, тоже не вынесла всего этого Лепса.
–
Весь сарказм насчет мужчин, с которыми меня сводила жизнь, не стоит считать озлобленностью или даже малой претензией на феминизм. В него я не верю. Но вот они почему-то вели себя забавно, а я – глупо. Но даже за самые феерические глупости мне совсем не стыдно, и многие из них я бы уверенно повторила снова.
Некоторые были мне симпатичны, другие вполне милы. А в большинстве случаев я влюблялась – и сильно. Потому что если нет этого настороженно-радостного ожидания встречи внутри – зачем вообще приближаться к человеку? Я помню много чудесных рассветов: когда ты танцуешь что-то вроде вальса на балконе отеля в Листвянке или бежишь по росе среди тумана на даче. Когда ты, прищурившись на рассветное солнце, целуешь чье-то плечо. Когда понимаешь, что ты в мире не одна, а есть еще кто-то, и у него тоже есть какие-то мысли, идеи и сомнения. И каждая из этих встреч – тоже часть твоей жизни, эмоциональная страница. Есть такая категория оценки прошлого: это было – и хорошо, что это было.