Считается, что любовь – это когда ты хочешь прикасаться к человеку. Этот роман был, по большому счету, эпистолярным. Но прикасаться хотелось. В этом романе не будет грандиозной эротической составляющей, она была и не главная – самые интересные вещи происходили в голове.
Она в итоге и пострадала. Ночные поездки по травмпунктам, восемь швов, хорошее сотрясение и почти незаметный шрам на лбу. Теперь я могу шутить о том, что он болит, когда рядом появляется «тот, чье имя нельзя называть».
Когда я проснулась утром дома и ощупала кровавую повязку, а отрывки памяти удалось сложить в единый калейдоскоп, то поняла, что больше не будет писем. И стихов почти не будет. И Добби, в общем и целом, свободен. Осталось много хороших воспоминаний, и, конечно, я до сих пор переживаю за то, чтобы он, по возможности, был жив и здоров.
Но корабль с алыми парусами ушел за горизонт, в море штиль. И если чего-то просить там, наверху, так это возможности еще разок в жизни суметь полюбить кого-то так же сильно.
Эпистолярный год
1. Новый год
Дорогой,
если хорошо подумать, то за весь год не было написано ни одного письма, достойного высокого эпистолярного жанра. Все отрывки и незавершенные мысли.
А ведь именно с ним (эпистолярным жанром) я весь год пыталась разобраться. В нем были письма Ремарка и Дитрих, письма Лили и Маяковского, Чехова ко всем и сразу, разве что юного Вертера в нем не оказалось, и слава богу.
И под финал, кажется, надо написать что-то особенно личное и хорошее, и тут, по всей видимости, я готова расписаться в бессилии по части владения жанром. И как же это получается, что разговаривать с людьми я могу с трудом, а написать что-то получается еще хуже, и какой ужас, что до сих пор не придумали штуковину, которая может транслировать мысли из головы и конвертировать их в ворд.
Итоги года подводить, как минимум, глупо, а про текущую ситуацию в мире заворачивать тошно, а о душе – ну что сказать на трезвую голову вообще можно. И как так получилось, что благодаря тебе в этом году было написано столько, возможно, неплохих, но точно осмысленных колонок, а новогоднее письмо я вокруг да около сочиняю уже несколько дней?
Пишу поздравить тебя с наступающим – и пусть отмечание будет исключительно душевным, уютным, с фиолетовой елкой(!), и дело обойдется без головной боли с утра, и посуды будет побито совсем немного.
Признаюсь, что уже много лет для меня Новый год – страшно одинокий, но семейный праздник. Это такой период, когда не хочется никого видеть, есть и разговаривать. Хочется быть в семье и молчать, лишь бы было хорошо и был уют за кремовыми шторами, пока мир стоит (это из любимейшей «Белой гвардии»).
Раньше казалось, что праздничная ночь должна приносить какую-то невероятную сказку, но к взрослым девочкам Дед Мороз заходить побаивается, а все чудеса – проснуться утром желательно в своей квартире и чтобы каблуки не сломать по пути еще. И что-то загадывать с курантами, жечь и крошить в бокал игристого тоже глуповато – у меня есть целая волшебная шкатулка с принцессой-лягушкой на крышке и с новогодними желаниями, и что-то список «сбычи» не так велик.
Случаются те мечты, которые похожи на цели, но это не так интересно.
А чем дальше – тем меньше мечт и больше целей. И тогда Новый год больше похож на дедлайн, чем на праздник. От этого жутковато, я не загадывала себе такую взрослость.
Впрочем, я и до сих пор не вполне себе представляю, что такое быть взрослым и вполне приличным человеком. Может, быть взрослым – это ложиться вовремя спать, не пить вино из тетра-пака и в морозы надевать колготки под джинсы? Не уверена. Или взрослость – это умение ограничить себя в чем-то для достижения чего-то бо́льшего, вовремя платить по счетам и научиться слушать советы более знающих людей (за все советы этого года тебе отдельное спасибо! – они действительно ценные)? Или взрослость – это просто умение принять себя и «не париться»? Короче, в 28 я точно знаю об устройстве жизни гораздо меньше, чем знала в 20.
Думаю, нет особого смысла желать тебе чего-то материального или абстрактного здоровья – чего там еще принято желать в стандартном наборе?
Я хотела пожелать тебе мечт (мечтов, мечтей?) – они очень непросто даются взрослым. В три года нормально хотеть кататься на единороге по радуге, а куда потом деваются пряничные домики и дорога из желтого кирпича? Я уверена – они где-то в нас, только мы их глубоко запрятали во имя нормальности. Пусть будет мечта! А лучше всего – не одна! Чтобы глаза перестали быть грустными и усталыми, и душа двигалась.