И ведь понимала, что за пару недель не наверстаешь, но она очень старалась. Просила у принца книги по истории Северной империи, старательно разбирала рунное письмо, правда, не всегда понимая смысл прочитанного. И тогда появлялся повод, мило краснея, спросить о непонятных ей терминах за трапезой или на прогулке по дворцу — Рамасха взял на себя труд познакомить будущую мачеху с коллекцией редкостей.
Она млела от нежности и восторга, слушая его приятный, глубокий и густой как ночное полярное небо, голос потрясающего тембра, умело играющий модуляциями и полутонами.
О, эти тайные искусства ласхов!
То зримая речь, превращающая тьму небес в захватывающую феерию, в музыку для глаз.
То осязаемый, как прикосновение, полушепот.
Она томилась от пленительного ощущения, словно звуки его голоса как ласкающие пальцы дотрагивались до ее ушей, ланит, уст. Да что там губы, если звук Его голоса трогал ее замирающее от нежности и умирающее от страха сердце. Страха, что кто-нибудь заметит ее чувства, ее смущенный румянец, ее взгляды украдкой, ее томление.
Особенно тяжело было в трапезной, когда принц Игинир в отсутствие императора дипломатично брал на себя обязанности хозяина развлекать беседой отцовскую невесту. Когда сотни чужих глаз ловили каждый их жест, а столько же чутких ушей — каждое слово, чтобы доложить потом грозному северному владыке.
Но младшая принцесса Гардарунта выросла в таком же ядовитом клубке дворцовых гадюк, а как известно, яд, принимаемый годами в мельчайших дозах, уже не способен отравить. Летта умела держать непроницаемое лицо и ловко прикрывать рот бокалом или салфеткой, чтобы придворные умельцы читать по губам не разобрали слов.
Куда свободнее было на прогулках, когда принца и принцессу сопровождали только два телохранителя, ласх и горец, да пара фрейлин, тактично следовавших в пяти шагах за спинами царственных собеседников.
Но на третий день, когда Летта решила, что император смирился с отсрочкой, забыл об «обучении» невесты и занялся важными государственными делами, он неожиданно появился из-за широкой колонны в портретной галерее, где Рамасха рассказывал будущей мачехе историю рода.
Алэр окинул пронзительным взглядом милую парочку, и Летте, окаменевшей от ужаса, показалось, что император уже давно наблюдает за ними. Мало того, он уже обо всем догадался, — такая язвительная усмешка искривила его безупречные губы.
— Вот вы где, мой возлюбленный сын и моя дорогая невеста! — Алэр проигнорировал остальных, склонившихся в поклоне. — Игинир, ты можешь идти. Мне донесли, что ты три дня манкируешь переговорами с послами царицы Темных вод. Это недопустимо. Займись ими немедленно.
Рамасха попрощался с Леттой почтительным кивком и выразительным, полным досады и беспокойства взглядом. Досады! — вздохнула Летта, вполне ее разделявшая. Беспокойства! Значит, она ему не безразлична?
Но принцесса опустила ресницы, и счастливый блеск ее глаз увидел только узорчатый паркет из уникального ледового дерева.
Предательское дерево отразило и хищный взгляд императора, но принцесса в эйфории не обратила на него внимания. В конце концов, ее промашку можно списать на радость встречи с женихом после его трехдневного отсутствия.
Едва наследник исчез в портале вместе со своим телохранителем, император попытался избавиться и от Яррена:
— Любезнейший… как вас там… младший лорд Ирдари. Оставьте нас. Со мной и фрейлинами принцесса в полной безопасности. Займитесь проверкой подарков по случаю помолвки вашей госпожи. Как мне стало известно, они до сих пор даже не распакованы. Вопиющее пренебрежение!
Горец распрямил плечи, но смиренно опустил взгляд.
— Ваше многоликое ледейшество, подарками в данную минуту занимается мой напарник. Вдвоем в такой крохотной комнатушке, где они сложены, нам даже не поместиться. Потому с позволения моей госпожи, я останусь при ней и моих непосредственных обязанностях.
— Ашшш… — сорвалось натуральное змеиное шипение с заледеневших от гнева губ государя. Наглец не подчинился его приказу!
Да еще и позволил себе оскорбительные намеки на скупость жениха, забравшего львиную долю подарков в свою сокровищницу! Заметил император и довольно свежие шрамы на костяшках пальцев и скуле Яррена. Но это могли быть следы кабацкой драки, о которой Алэру тоже докладывали, а не избиения его пса Феранара. Да такой молокосос и не справился бы с первым кулачным бойцом северной столицы.