— Я не могу жить в постоянном страхе! Приведите эту, как вы говорите, куклу, я хочу взглянуть на нее. Я приказываю! — дополнила принцесса, видя, что горец не шелохнулся.
*
Бывшая фрейлина выглядела так же, как всегда. Может, чуть бледнее, даже веснушки почти исчезли. И еще ее сочные губки, которые Марцела украдкой покусывала для яркости, казались припорошенными белой пудрой. А в остальном — такая же. Взгляд спокойно-ледяной, без малейшего раскаяния, улыбка на грани дерзости. Одежда с плеча северных женщин, но это и не удивительно: сундук бывшей фрейлины так и стоял в общей спальне, и переодеться ей было не во что.
Если это Марцела. Если она, то и бледность, и равнодушие можно списать на последствия поспешного отъезда, принудительного возвращения и усталости.
Если это оживленная чудесной магией кукла, снегурочка, наподобие снежных баб, которых лепят зимой дети, то она воистину совершенна, а ее создатель — почти бог. Почти, потому что, стоило беглянке открыть рот, как несоответствие стало разительным.
Снегурочка то пищала, то вещала басом, и самое печальное — не знала этикет. Она сделала реверанс, как полагается, но выпрямилась без дозволения. Она обратилась к принцессе, опустив титул, как к простолюдинке.
— Приветствую, Виолетта.
Принцесса не ответила, лишь поморщилась, когда басовитый голос куклы дал петуха. С минуту она в полной тишине рассматривала гостью.
Та стояла, словно чурбан, не проявляя никаких признаков нетерпения. Настоящая Марцела давно бы покраснела под насмешливым взглядом Летты либо от стыда, либо от негодования. А эта… кукла и есть. Даже грудь не вздымается от дыхания.
— Кто ты? — спросила Летта после долгой паузы.
— Марцела. Ваша фрейлина. Бывшая. Я Марцела.
— И чем ты это докажешь?
Тишина. Пустой взгляд бледно-голубых глаз. И снова, размеренно, монотонно:
— Я Марцела. Ваша фрейлина. Бывшая.
Сердце Летты даже биться стало реже, словно оцепенело от сдавившего его ужаса.
— Замолчи! — не выдержала Летта. — Где настоящая Марцела? Где та, чье лицо ты украла? Где она?
Яррен, стоявший за плечом снегурочки, шагнул вперед, чтобы перехватить, если та кинется на принцессу. Но кукла молчала, изредка моргая и тупо глядя перед собой.
— Кто тебя отправил сюда, Марцела? — спросил горец.
Снегурочка рывком, как птица, повернула к нему голову.
— Мой господин отправил. Мой император.
— Что он велел тебе сделать?
Это был рискованный вопрос, но Яррен успел обменяться красноречивыми взглядами и с Кандаром, замершим по другую сторону, и с леди Исабель, тоже магичкой, и был готов к любым сюрпризам. Их не случилось.
— Мой император велел мне просить прощения у принцессы Виолетты и служить ей. Выполнять любой ее приказ.
— Приказываю тебе вернуться к тому, кто тебя послал ко мне, Марцела, — сказала Летта, уловившая главное — чудовищное создание отвечало, только если обратиться к ней по присвоенному имени. — И передай моему жениху: если это очередная шутка, то я не способна ее оценить. Если это очередное испытание, то я не понимаю его цели. Ступай прочь.
Яррен кивком показал Кандару на «снегурочку», тот понял молчаливый приказ и взял на себя сопровождение куклы к выходу из гостевой башни.
Стоило самозванке уйти, Летта приказала фрейлинам придвинуть к ней жаровню поближе. Еще ближе. Почти вплотную.
— Он хочет запугать меня и сломать! — прошептала она. — Зачем? Почему он так торопится?
Фрейлины, переглянувшись, потупили глаза. А трусишка эйхо жалобно заскулила, но из-под одеяла не вылезла. Значило ли это, что испытание не закончено?
Принцессу трясло от страха, отвращения и холода, этого вечного холода. Теперь по ночам ей будут сниться мертвые ледяные глаза снегурочки-Марцелы.
В чем бы ни заключался урок императора, Летта сделала главный вывод, наполнивший ее сердце смертным ужасом: если трехсотлетний Алэр достиг таких высот в магии, что способен создать двойников, то что ему помешает запереть ее в ледяном погребе и насиловать, пока не родит, а подданным и послам демонстрировать в это время похожую на нее, счастливую и беззаботную куклу, которая безропотно согласится на брачный обряд хоть завтра?
Так не лучше ли прервать траур и самой выйти замуж, как полагается принцессе ее рода?
Но и тогда — что помешает императору заменить ее на куклу? Ничего и никто!
В жаровне с треском рассыпался уголек, словно подтверждая мысли принцессы.
— Леди, оставьте нас с фьером Ирдари, — встрепенулась она.
— Но госпожа! — вскинулась камер-фрейлина.