– Высокие отношения, – пробормотала я, вылавливая из бульона аппетитный кусочек баранины на косточке. – Так, получается, подружке действительно не было никакой корысти отправлять Афанасьева на тот свет. Будучи замужем, она никак не могла бракосочетаться еще раз и претендовать на наследство нашего знакомого фабриканта.
– Выходит, что так. – Петрик положил себе кусочек ростбифа и красиво украсил его свежей зеленью. – Получается, они и впрямь погибли совершенно случайно.
– Значит, надо выбросить эту историю из головы, – решила я.
– Одной загадкой меньше, – согласился дружище.
После обеда мы вернулись в свое королевское жилище и предались послеполуденному отдыху, организовав его кто как – в меру своей фантазии. Или собственной испорченности, тут уж как посмотреть.
Ровно в шестнадцать часов крепкие ноготочки поскреблись в мою дверь, и голос дарлинга игриво возвестил:
– Встаем, друзья и товарищи! В пионерском лагере «Солнышко» объявляется подъем! Артур зовет всех на полдник!
– Я – пас. – Караваев подскочил, торопливо оделся, нашарил на прикроватной тумбочке смартфон. – Мне нужно успеть созвониться и переговорить с партнерами в Японии, пока у них не объявлен ночной отбой. Ты не обидишься, если я оставлю тебя до ужина?
– Буду очень расстроена, но потерплю, – вздохнула я.
Караваев не понял, что это был вздох облегчения: ведь мне не пришлось придумывать, как отделаться от любимого на час-другой, чтобы на пару с Петриком Ватсоном заняться детективным делом Киры.
Чебуречная в поселке всего одна, и это, наверное, к лучшему. Судя по тому, что называется она «Друг человека», можно предположить, что в начинку идут не только те четвероногие, которые копытные, а лично я люблю собак и кошек. Причем не в жареном виде.
– Мы же не собираемся там есть? – Петрик, тоже гуманист, застопорился у двери, не желая входить под приветственный баннер «Чебурек человеку друг!».
– Дождемся Киру – и уйдем, – пообещала я.
Мы взяли по стакану холодного сока и сели на ближайшую лавочку у парапета набережной – спинами к морю, потому что солнце над ним уже опустилось так, что било прямо в глаза. Поскольку любоваться водной гладью мы не могли, то развлекали себя тем, что разглядывали гуляющих по набережной.
Петрик очень забавно комментировал их наряды, по большей части приобретенные тут же – ларьки, лавчонки и магазинчики с ситцевыми юбками, льняными платьями, полотняными шортами, майками с надписями-геотегами, соломенными шляпами и панамами, мохнатыми шерстяными кофтами и носками, купальными костюмами, сумками, бусами, сувенирными кружками и прочим страшно необходимым отдыхающим барахлом тянулись вдоль променада, перемежаясь разнообразными точками общепита. Слева от чебуречной, где я назначила встречу Кире, помещалась палатка с пляжными товарами, справа шеренгой стояли безголовые манекены в минималистичных нарядах, связанных крючком.
– Не хочешь прикупить себе такую сетчатую тунику для походов на пляж? – подначил меня Петрик. – Мишель обалдеет.
– Озвереет, – поправила я.
Дарлинг хохотнул и переложил голову с правого плеча на левое.
– А бикини в божьих коровках не хочешь? Смотри, какая прелесть: по здоровенной, с яблоко, коровке на каждой чашечке топа и еще одна впереди на трусиках!
– А сзади что, ни одной коровушки? – Я притворилась разочарованной.
– Сейчас посмотрю. – Петрик не поленился подняться, подошел к палатке, развернул упомянутое бикини к продавцу передом, к себе задом и стал рассматривать его с тыла.
Потом он заинтересовался чем-то другим, внедрился в палатку и скрылся с моих глаз. Какое-то время я терпеливо ожидала его возвращения, потом поняла, что впечатлительный дружище подпал под сокрушительное обаяние китчевого шмотья, и пошла вызволять его из плена.
Петрик, стоя посреди полутемной пещеры, полной сомнительных сокровищ, восторженно созерцал розовые ласты – в точности такие же, какими недавно совершенно бесплатно обзавелся под ежевичным кустом.
Продавщица, худая загорелая тетка с отчетливо полосатыми от небрежного мелирования волосами, восторженно созерцала самого Петрика. Потом она не выдержала наплыва бурных чувств и пожелала разделить их с товаркой, призвав ту тычком в брезентовую стенку и криком:
– Анька, ты глянь-ка, кто у меня тут!
Брезент рывками пополз в сторону, показав толстощекую румяную физиономию с широкими татуированными бровями. Фоном за ней призрачно светлели наслоения нежных нарядов из прошвы и кружев.