…Снова, как и в тот памятный день, Рауль встретился со мной в министерстве. Когда я вошла в его кабинет, там находился Бернар, его друг и коллега. Они вместе перебирали какие-то бумаги – возможно, начали готовиться к предстоящей ведомственной ревизии, но сейф был заперт.
Бернар поздоровался со мной, галантно поцеловал мне руку и тут же исчез за дверью, дружески подмигнув с порога Раулю и мне.
– Дорогая! – воскликнул Рауль. – Я знаю, ты принесла какую-то хорошую новость, потому что выглядишь блестяще. Сегодня ты обворожительна, как утренняя звезда, – прости за это банальное сравнение. Ну говори же, что там у тебя?
Я рассмеялась, поддразнивая его, хотя Небесам известно, что в тот момент у меня вовсе не было желания кого-либо поддразнивать.
– Ты слишком нетерпелив, – сказала я. – Наверное, торопишься узнать что-нибудь о своих негодных бриллиантах? Ты даже не спросил, как я сегодня спала, вспоминала ли ночью о тебе… За это я тебя накажу: заставлю уплатить штраф.
– Любой, какой хочешь! – ответил он, тоже смеясь и принимая мою шутку; он видел, что я в хорошем настроении, и был счастлив.
– Позволь мне сесть за твой стол и написать тебе кое-что! – потребовала я.
Он дал мне лист бумаги, пододвинул перо, чернила. Я нацарапала несколько строк и сложила записку конвертиком.
– Ну вот здесь написано нечто очень важное, – торжественно заявила я. – Прочитав, ты все узнаешь. Я намерена послать тебе это письмо почтой…
– Нет, нет! – запротестовал он (как я и рассчитывала). – Я не могу дожидаться, пока придет почта. Я умру от любопытства!
– Не капризничай, пожалуйста… а впрочем, если хочешь… я тоже боюсь доверить почте такой ценный документ. Знаешь, что мы сделаем? – глубокомысленно добавила я, словно осененная внезапной идеей. – Помнишь, дней десять назад ты отпирал свой самый большой сейф, чтобы показать мне, как он выглядит внутри? Так вот, открой его сейчас, и я положу туда это важное послание – важное, конечно, только для нас с тобой. Я спрячу его среди бумаг, а ты должен захлопнуть сейф и не заглядывать в него, пока я не уйду, а затем просчитать до десяти и только тогда начать поиски… Помни, ты согласился заплатить любой штраф, поэтому никаких извинений и возражений! Рауль смеялся от души.
– Ты, как маленькая девочка, любишь всякие проказы, – сказал он, любуясь мною. – Но ты околдовала меня, и я подчиняюсь твоей власти!
Он распахнул тяжелую дверь сейфа и стоял в ожидании, когда я начну свою «проказу». Я весело отодвинула его подальше в сторону:
– Если ты будешь стоять рядом, то подглядишь, куда я его запрячу. Это нечестно. Повернись сейчас же спиной!
Он повиновался.
– Видишь, как я доверяю тебе! – сказал он. – Там хранятся государственные секреты Франции.
– Им ничего не сделается, – дерзко возразила я. – Они меня ничуть не интересуют…
Говоря это, я быстро отыскала и извлекла положенный мною ранее фальшивый документ, т. е. попросту чистый лист бумаги, и на его место положила подлинный Договор. Затем сунула в шкаф свой конвертик с запиской, однако не слишком далеко, чтобы его можно было легко отыскать. Конечно, ничего важного в записке не было, только ласковые слова и уверения в любви – то, что для Рауля всегда было важней дипломатии.
– Теперь можешь закрывать свой шкаф! – сказала я.
Он захлопнул дверь сейфа, и я чуть не выдохнула вслух слова, которые рвались из глубины моего сердца: «Слава Богу!»
– Ну, теперь я должна оставить тебя, – заявила я ему.
– Могу я прийти к тебе, как только освобожусь? – спросил Рауль.
– Да, да, приходи, расскажешь, что ты думаешь о письме… и обо мне.
Говоря это, я улыбалась, а в душе молила Бога, чтобы Рауль продолжал думать обо мне только хорошее – и сегодня, и в будущем, если судьба позволит мне разделить с ним это будущее.
Следующее, что я сделала в тот день, – отослала письмо Орловскому. Я знала, что этим письмом бросаю ему в лицо перчатку, распахиваю ворота для его мести. И, откровенно говоря, побаивалась.
А впереди меня ждала Голгофа, пожалуй, пострашнее, чем месть Орловского: надо было выполнять обещание, данное Диане Форрест.
Но я не зря провела бессонную ночь. Я обдумала, как это сделать, чтобы не слишком навредить себе, а может быть, даже извлечь для себя кое-какую пользу…
Итак, на следующее утро я направилась в полицейское управление к шефу парижской полиции. Я знала его как завзятого театрала (в свободное от службы время он с супругой часто посещал театр) и имела основание думать, что он восхищается моей игрой.
Его первыми словами, обращенными ко мне, были горячие поздравления с моим успехом в новой роли; он был так сердечен, так рассыпался в комплиментах, словно никогда не слышал о неприятной сцене в отеле «Елисейский Дворец», хотя, безусловно, знал о ней из рапорта подчиненного ему полицейского комиссара.
– Вы удивлены моим визитом, мосье Андрэ? – спросила я.
– Огромное восхищение – это всегда удивление в нашей будничной жизни, – изысканно любезно ответил он.
– Но вы догадываетесь, что привело меня к вам?
– Все, что я могу придумать, – вы собираетесь предложить мне билеты на сегодняшний спектакль. Угадал?
– Частично, – рассмеялась я. – А еще – частично – хотела иметь удовольствие повидать вас. И еще – частично – ведь вы уже знаете, что я – друг мистера Дандеса, англичанина, обвиняемого в убийстве, которое он не мог совершить…
Не мог совершить? Это только ваше мнение, как его верного друга, или же вы пришли сделать мне официальное заявление?
– Сделать заявление… и предложить вам ложу на сегодня.
– Тысячу благодарностей за ложу. А что касается заявления…
– Вот оно: мистер Дандес находился в моем доме в то время, когда, по утверждению врачей, было совершено убийство. О, поверьте, мне нелегко было решиться прийти к вам и заявить это! – продолжала я торопливо. – Не только потому, что с моей стороны было необдуманно принимать его у себя в такой поздний час… хотя это и было просто необходимо, так как рано утром он должен был покинуть Париж… Но еще и потому, что я обручена… вероятно, вы уже знаете об этом?
– Я слышал что-то, но не знал, что дело уже дошло до помолвки. Тысячу поздравлений вам и виконту дю Лорье!
– Я очень люблю его, – сказала я с искренним чувством. И не потому, что я актриса, а потому, что я женщина, выстрадавшая так много, слезы потоком хлынули из моих глаз.
Шеф поспешно вскочил и подал мне стакан воды.
– Я верна ему, и всегда буду верна, – бормотала я, стуча зубами о край стакана. – Но он ужасно ревнив. Я не смогла бы объяснить ему ночной визит мистера Дандеса, о котором до сих пор никогда ему не говорила, и он решил бы, что я подло обманула его. Как доказать, что визит незнакомого ему мужчины в мой дом в полночь – не измена, а разрыв с прошлым? О мосье, прошу, умоляю вас – помогите мне сохранить в тайне то, о чем я вам сейчас откровенно рассказала!
– Вы хотите, чтобы я освободил англичанина, но при этом сохранил ваш секрет? – спросил шеф полиции задумчиво и серьезно.
Я видела, что мои слезы тронули его.
– Да, да! Разрыв с Раулем убьет меня!
– Дорогая мадемуазель де Рензи, ваша печаль – удар для всего Парижа. Мы сделаем все возможное. Но раз уж вы были так откровенны, разрешите задать вам еще несколько вопросов, чтобы окончательно прояснить истину.
– Спрашивайте о чем хотите, и я отвечу так же откровенно.
– Вы сами понимаете, мадемуазель, что разговор пойдет о Дандесе (эту фамилию шеф полиции произнес на французский лад – с ударением на последнем слоге). Что это за фигура, и какое отношение он имеет к вам? Почему этот «ночной визит», как вы его назвали, был окружен такой таинственностью? Дандес прибыл во Францию под чужим именем и остановился в отеле, где вы немедленно посетили его. К нам заранее поступил об этом сигнал, и мы обязаны были проверить его. Так?