— Хотите бренди? Я вот пью бренди. — Сеньор Марром замахал руками, чтобы привлечь внимание официантки, и выставил вверх два пальца, указывая на себя и на сеньора Вальдеса.
— Спасибо, не откажусь.
— Вообще-то я уже пропустил пару рюмашек. Так что вам придется догонять. Я рано начал.
— Что, удачный день?
— Вообще-то не совсем. Нет. Не удачный.
— Тогда, выходит, вы решили утопить грусть в вине?
Сеньор Марром не ответил. Он посидел немного, глядя в рюмку, потом начал мед ленно водить пальцем по ее мокрой кромке, производя тоскливый, тонкий, ноющий звук.
— Простите, — очнувшись, сказал он извиняющимся тоном, — что это со мной? Как неучтиво с моей стороны… Садитесь же, сеньор Вальдес, видите? Уже несут выпивку.
Во время крошечной речи, произнесенной с видимым усилием, сеньор Вальдес взглянул на сеньора Маррома и понял, что именно с ним происходит.
— Да, вы правы, сеньор Вальдес. Я пытаюсь утопить грусть в вине.
— Неужели дела на рынке обстоят так плохо? — Сеньор Вальдес произнес эти слова весело и громко, хотя поджилки тряслись, он испытывал острое чувство вины и смущения. К тому же он страшно боялся, что сеньор Марром закатит сцену. Что, если банкир знает об их с Марией отношениях? Вдруг он именно поэтому с ним и заговорил? Вдруг он специально дожидался сеньора Вальдеса, нарочно пришел в кафе пораньше и напился, чтобы набраться храбрости и обвинить его в распутстве, плюнуть в лицо, унизить, оскорбить?
— Нет, рынок здесь ни при чем. Нет. — Сеньор Марром залпом осушил рюмку и потянулся за следующей. — Просто судьба иногда показывает нам свою уродливую задницу.
— Знаю, знаю. Этим-то я и зарабатываю себе на пропитание — описанием уродливых сторон жизни. Кормлюсь за счет человеческих драм, как стервятник. Впрочем, вы тоже делаете на этом деньги, Эрнесто. Разве я не прав?
— Да. Да, конечно, я не спорю. Но когда это касается чужих жизней, все выглядит не так уж страшно. А потом оказывается, что ты такой же, как все.
— Вы правы, — сказал сеньор Вальдес, — мы все уникально похожи друг на друга.
— Но только не вы, сеньор Вальдес.
— И я, представьте! Я сам себе удивляюсь в последнее время.
Сеньор Марром сделал изрядный глоток и закрыл глаза, ожидая, пока сладковато-мятные пары зажгут в мозгу хмельные искры. Он печально кивнул.
— Даже вы. Великий, сеньор Лучано Эрнандо Вальдес. Подумать только!
Вот оно, начинается! Сейчас Эрнесто разорется, полезет на него с кулаками и обвинит во всех смертных грехах, а он сможет лишь глупо бормотать что-то в свое оправдание. Да после этого на него будут на улицах показывать пальцем!
Сеньор Вальдес торопливо допил бренди.
— Думаю, мне пора двигаться, — неловко сказал он.
— Что за глупости? Куда? Стой! Ох, простите меня! — Сеньор Марром опять замахал рукой. — Я не хотел. Вас. Обидеть. Не знаю, что со мной такое сегодня. Все время иронизирую не по делу. Слушайте, сеньор Вальдес, оставайтесь, вы же только пришли! Мне надо с кем-то поговорить. Садитесь же! Что это у вас? Новая книга? Расскажите о ней. Как она продвигается?
Сеньор Вальдес положил ладонь на записную книжку.
— Это? Да так, ерунда, просто балуюсь немножко с одним сюжетом. Это пустяки, не стоит вашего внимания.
— Не стоит моего внимания? Нет, вы только послушайте его, «не стоит внимания»! А что же тогда стоит внимания, позвольте узнать? Ваши книги меняют жизни людей, понимаете вы это? Они могут даже изменить весь мир. Прочитаешь ваш роман и смотришь на мир по-другому.
— Да ладно вам, дружище, не стоит…
— Не-ет, это правда! Это и со мной случилось, я-то знаю.
Сеньор Вальдес удивленно приподнял бровь.
— Но вы оказались не правы.
Бровь сеньора Вальдеса приподнялась еще выше.
— То есть в чем же я оказался не прав?
— Вы думаете, — сеньор Марром с шумом всосал последние капли бренди, — вы думаете, что я должен убить свою жену.
— Я так думаю? Что вы, нет! Нет! Наоборот! — Сеньор Вальдес, внутренне поморщившись, заметил, что голос его звучит по-женски визгливо. — Почему я должен так думать?
— Я люблю ее, понимаете?
— Ну и правильно. Она превосходная женщина. Превосходная…
— Шлюха! Она шлюха!.
Сеньор Вальдес бросил взгляд в зеркало и с удовлетворением отметил, что его лицо выражало лишь искреннее потрясение от шокирующей новости.