Теперь мы приехали в Абердин спустя девять лет в поисках новых разгадок.
Через три часа после нашего интервью с Лиландом, проехав несколько миль по шоссе, мы натыкаемся на неожиданно ценный источник сведений о Кобэйне: это две женщины лет двадцати, мальчик семнадцати лет с тонкими длинными волосами, и малыш. Они слоняются у автобусной остановки, когда мы останавливаемся, чтобы спросить дорогу, и мы поспешно заводим разговор о самом известном сыне Абердина.
Они слишком молоды, чтобы знать Курта, но мы спрашиваем их, слышали ли они когда-нибудь его музыку. «Да тут больше никто не слушает такую дрянь», — отвечает мальчик, очень похожий на юного Курта, только без характерных сияющих голубых глаза. Он говорит, что сейчас в Абердине рулит хип-хоп и «смертельный металл». Они делают нам предложение, от которого мы не можем отказаться: «Хотите посмотреть на его дом?», и затем продолжают поездку, втиснувшись в нашу машину. Ребёнок, зажатый между своей матерью и скейтбордом, радостно ёрзает в ожидании приключения. «А потом, если хотите, мы познакомим вас с одним из старых друзей Курта», — говорит Отам1, двадцатитрёхлетняя мать. Она сказала, что дома у неё ещё двое детей, а затем отваживается спросить: «А вы — из службы по борьбе с наркотиками?».
Пока мы мчимся по улицам этого зловещего города мимо одних лишь церквей и баров, невольно вспомнилось описание Дэйла Кровера, абердинского друга Курта, который однажды сказал: «Здесь нечего делать, только курить траву и поклоняться Сатане». «Это правда?» — спрашиваем мы наших импровизированных гидов. «Ещё как, — говорит парень. — Ах, да, и ещё можно кататься на скейтборде. Это тут всегда есть».
Наша машина, набитая битком, подъезжает к маленькому, безупречно отделанному дому 101 на Ист-1-стрит в городском квартале, который здесь носит название «квартиры». Семья Курта переехала сюда вскоре после его рождения из дома, который они снимали в находящемся по соседству Хоквиэме. Его отец, Дон, работал механикам на местной автозаправочной станции «Шеврон», чтобы содержать семью, в то время как его мать, Венди, заботилась о Курте, родившимся 20 февраля 1967 года, и его сестре Ким, которая родилась три года спустя. Венди экономила и откладывала часть заработка Дона, чтобы купить дом — символ респектабельности, объявляющий о достижении уровня среднего класса, и решительном шаге вперёд от её собственного происхождения из рабочего класса. Она решила, что её дети обязательно чего-нибудь добьются и им, в конце концов, удастся избежать тупика, который представлял собой Абердин для большинства детей, которые выросли здесь.
И все же отец Дона Лиланд никогда не одобрял Венди или то, что он называл её «карьеризмом».
«Я думаю, она считала себя лучше нашей семьи, — вспоминает он. — Она всегда критиковала Дона, потому что он себя недооценивал. Она хотела, чтобы он зарабатывал больше, и всегда была недовольна».
В Абердине не чествуют его статус колыбели музыкального движения под названием грандж. В самом деле, первое, что замечаешь, когда едешь по городу в поисках признаков того, что здесь росла суперзвезда — то, что их нет вообще, даже в музее, посвященном сохранению местной истории. В музее есть много свидетельств того, что Абердин одно время гордился своими борделями, которых было более пятидесяти, и они обслуживали лесорубов и моряков, пока их не закрыли на волне нравственности в 1950-х годах. Но местные жители как будто бы боятся заявить о том, что Кобэйн — один из них.
Мы спрашиваем смотрителя музея Дэна Сирса, правда ли, что в Абердинском Музее Истории нет ни единого упоминания о Кобэйне из-за града насмешек, которыми Курт наградил город — город, население которого он когда-то описал как «крайне фанатичных, жлобствующих, жующих порошок, охотящихся на оленей, убивающих гомиков лесорубов».
«Ничего подобного, — отвечает Сирс. — Это из-за того, что мой предшественник сказал, что не хочет, чтобы сюда всё время ходили толпы длинноволосых хиппи». Он замечает, что мы сегодня уже третьи, кто спрашивает о Кобэйне. Всего несколько минут назад он отвечал на вопрос сорокалетнего мужчины и его сына, которые проехали тысячу миль, чтобы посетить родной город Курта.
Сирс действительно рекомендует одно связанное с Куртом место в Абердине, который мы, возможно, захотели бы посетить, но даже это уважение, кажется, рассматривалось со своего рода обиженным замешательством. Несколькими годами ранее местная водительница грузовика Рэнди Хаббард, ставшая скульптором, создала 600-футовую бетонную статую Кобэйна в натуральную величину в гараже магазина глушителей своего мужа. «Я думаю, что во всех нас есть частица Курта Кобэйна, — объясняет Хаббард, которая была знакома с Куртом, когда их семьи жили в Абердине в квартале друг от друга. — Когда мы познакомились, он был таким маленьким. По словам Курта, жители Абердина не любили изменений или культуры. Я хотела поместить что-нибудь на въезде в город, чтобы показать миру, что некоторые из нас любили Курта».