Выбрать главу

Просмотрела карточки, которые сдала себе. У многих отрезаны уголки; у одной, двух, трех — полоски наискось через угол, линии разреза (вот только зачем отрезать?). На некоторых напечатаны слова — «он», «делать», «мы», «идти». Иногда вся карточка цветная, иногда один только цветной мазок.

— Ну, милая?

— А папа верит в Матушку Природу? — спросила Сэм, беря карточку. На одной стороне — куколка идет по мосту. На обороте — под мостом. — Я выиграла.

— Я не знаю, верит ли он, — ответила Роузи.

Черт, ну для чего нужны эти карточки? Она подняла с пола коробку и снова пробежала глазами текст на обратной стороне. Игра «Путь вперед». Стимулирует у ребенка развитие чувства взаимосвязи вещей, одновременно помогая строить основные блоки восприятия. Она держала карточку со словом «четырехугольник». На обороте картинка: домик с резным навесом и овальными окнами, обнесенный штакетником с ромбовидным узором. Картинка на карточке: тот же мальчик у двери, уменьшенной в размере, машет рукой.

— Сэм? — спросила Роузи. — Ты точно хочешь еще поиграть?

Сэм упала на диванные подушки, губы приоткрыты. Роузи вскочила — карточки посыпались с коленей — и потрогала дочкин лоб. О господи. Да у нее жар. Глаза Сэм затуманились, взгляд стал отсутствующим.

— Родная, по-моему, у тебя жар. Я пойду поищу градусник и, может, аспирин. Ладно? Жевательный такой аспирин. Ладно? А ты отдохни.

Роузи осмотрела грудь Сэм — ветряной сыпи нет; пощупала гланды — нормальные, не увеличенные, да и все равно же прививку делали; или это корь?

Краснуха, это она, корь. Корьевая краснуха. Роузи искала в аптечке детский аспирин и градусник. Став матерью, она заново познакомилась со всеми названиями детских болезней, о которых не вспоминала с детства. Краснуха. Скарлатина. Прекрасные названия, какие-то даже романтические, как имена оперных героинь или художников кватроченто. Импетиго, розеола.[550] Где же этот чертов аспирин.

«Святой Иосиф». Почему так назвали?[551] Младенец Иисус лежит у него на руках — древнего вида этикетка. Рядом и градусник, ему в пару, как очки и книга, трубка и табак; обычно так легко найти не выходит.

Когда она вернулась в гостиную, Сэм тяжело дышала и смотрела на ковер. Только бы ничего серьезного, ну пожалуйста. Она заставила Сэм открыть рот. Что надо говорить? Да ничего не болит — и Сэм сердито отталкивала руки матери. Но все же сжевала маленькую розовую таблетку, жадно запила водой.

— Давай поиграем, — слабо сказала она.

— Ой, Сэм.

Сэм взяла свою стопку карточек и посмотрела на нее.

— Что это? — спросила она, но не о карточках.

Подняла невидящий взгляд на Роузи, снова опустила к карточкам — и судорожно отбросила их; карточки посыпались потоком цветов, слов, предметов, форм и цифр. Все они уже валялись на полу, а пальцы Сэм продолжали спазматически дергаться, потом судороги перешли на руки и плечи. Кажется, она была без сознания.

— Сэм!

Сэм перевернулась на диване вниз лицом, продолжая дергаться. Голова безвольно болталась на подушках, как у тряпичной куклы. Роузи попыталась поднять ее, успокоить, но не смогла или не решилась; тело девочки было во власти спазма, одеревеневшее, незрячее.

И тут все кончилось. Сэм, казалось, вынырнула из глубины: освобожденные руки и ноги взвились, как в танце, и загорелись глаза.

— Ты что, милая? — прошептала Роузи. — Ты это нарочно? Но Сэм не ответила. Она чмокнула губами, свернулась клубком, прижалась к матери — сонный младенец.

— Милая?

Сэм спала, тяжело дыша.

Роузи положила дочь на диван. Что же это такое, господи. Потрогала лоб Сэм. Слишком горячий. Да что же это. Налетело и прошло. Сэм вообще была склонна к странным, самопроизвольным телодвижениям, непонятным жестам, часто уходила в себя. Значит, это оно. Неужели оно?

Роузи укрыла спящую дочь покрывалом и пошла к телефону. Номер был записан в книге, книга в сумке, а вот где же сумка. Черт с ней. Позвонила в справочную и, уже набирая полученный номер, подумала, что час очень поздний и в приемной, конечно, никого нет.

Трубку сняли после первого же звонка.

— Приемная доктора Бока? — удивленно спросила она.

— Да, но его нет.

— А.

— Вы можете оставить сообщение, и доктор вам перезвонит. У вас что-то срочное?

— Я не знаю, — сказала Роузи. Вокруг сгущалась тьма, сквозь которую трудно было понять, что говорят. — Моя дочь, ее наблюдает доктор Бок. У нее очень тревожные симптомы.

— Хорошо, — сказал голос. — Вы хотите, чтобы я скинула доктору сообщение.

— Что?

— Я могу послать ему сообщение и попросить его перезвонить сюда. Потом он позвонит вам. Назовите свой номер, пожалуйста. — (Роузи сказала.) — Он позвонит сразу же, как я с ним свяжусь.

Роузи повесила трубку.

Сэм спала, дышала быстрее и глубже обычного, и острее казалось, что она пребывает в некоем подвешенном состоянии, будто какая-то внешняя сила заставляет легкие наполняться кислородом, а безучастное тело лежит равнодушно. Сон.

Роузи так и стояла, наблюдая за дочерью, когда яростно зазвонил телефон, все еще включенный на полную громкость, чтобы его слышали глуховатые от старости Бони и миссис Писки; Роузи, как всегда, подскочила.

— Это доктор Бок. Что случилось?

— Вот, доктор. — Она заглянула за угол; Сэм спала. — Что-то странное, ну, может, ничего такого.

Бодрый и добрый голос мистера Бока успокоил ее, разогнал страхи, но в горле все равно стоял душный комок. Она рассказала, что произошло.

— Вы сказали, у нее был жар?

— Да, кажется. Прямо перед приступом.

— Другие симптомы гриппа или простуды есть? Уши не болят?

— Она говорила, что как-то странно себя чувствует. Не кашляет, не чихает, ничего.

— Хорошо, — сказал доктор. — Хорошо.

Роузи знала, что он скажет: все в порядке, ничего страшного. Она уже будто слышала эти слова.

— Вы можете привезти девочку ко мне в кабинет?

— Прямо сейчас?

— Да. Я скоро выезжаю и встречу вас у входа. Хорошо?

— Хорошо.

Он положил трубку.

Раньше кабинет был в городе, в Болл-холле, но недавно доктор Бок переехал в безликий мини-молл по дороге на Каскадию. Теперь он принимал пациентов в здании с низкими потолками и кондиционером, которое делил еще с двумя врачами и странным ливанским пародонтологом, любящим заводить в приемной (общей для всех врачей) бессмысленные разговоры с Роузи.

Когда она подъехала, здание было темным, только сиял дежурный прожектор. Темнело и окно доктора Бока. Она приехала раньше.

Сэм, спавшая всю дорогу под мирное урчание двигателя (в отца пошла, его за руль пускать опасно), проснулась: глаза круглые, облизывает губы — где это я?

— Привет, милая.

Роузи потрогала лоб дочери: горячий, но не лихорадочный, кажется, возможно; просто она запарилась августовской ночью под одеялом, в которое Роузи непонятно зачем, профилактики ради, завернула ее.

— Мы дома?

— Нет. У доктора Бока.

— Не хочу к доктору.

— Только на минутку.

Сэм завозилась под одеялом, ей жарко, сейчас закипит. Роузи перегнулась через сиденье и развернула ее.

— Все хорошо, милая. Хочешь, песенку спою?

— Нет.

— Да хочешь, хочешь.

Она запела. Никогда не скажешь, какая сможет успокоить. Михаил, к берегу лодку веди.[552] Расскажи мне сказку, что я так любила, давным-давным-давно, давным-давно.[553] Бедняга Майк: он в жизни так и не выучил — во всяком случае, не запомнил — ни одной глупой детской песни, ему не были известны ни проверенные снотворные пилюли, ни надежный веселящий газ; когда он укачивал дочь, то мурлыкал мелодии из древних рекламных роликов — может, его и вырастили-то на телепрограммах. Мягкие и шелковистые. Лучше для мужчины нет.[554] Но Сэм было все равно: что ни пой, результат один. Годы спустя она обнаружит эти песенки в памяти неподалеку от коровы, прыгнувшей через луну,[555] и уплывшего вдаль Бобби Шафто — что она тогда о них подумает? Опять уснула, слава богу.

вернуться

550

Импетиго, розеола — лишай и краснуха.

вернуться

551

«Святой Иосиф». Почему так назвали? — В точности неизвестно. Или в честь города Сен-Джозеф в штате Миссури, в котором основатель фирмы вел свои первые дела в 1860-х гг., или в честь святого Иосифа Обручника, покровителя семей, детей и хворых.

вернуться

552

Михаил, к берегу лодку веди. — Первая строка спиричуэла. Впервые упомянут в 1863 г. как песня негров острова Си-Айленд, штат Джорджия.

вернуться

553

Расскажи мне сказку, что я так любила, давным-давныи-давно, давным-давно. — Песня (ок. 1830) Томаса Хайнса Бейли (1797–1839).

вернуться

554

Мягкие и шелковистые. Лучше для мужчины нет. — В оригинале: «HaIo Everybody Halo» — реклама шампуня, 1944 г. «То look sharp, and be on the ball; to feel sharp, anytime at all» — реклама «Жилетта».

вернуться

555

…неподалеку от коровы, прыгнувшей через луну… — Из «Песен матушки Гусыни». Русскому читателю хорошо известен перевод С. Маршака, из которого, к сожалению, пропала луна:

Играет кот на скрипке.На блюде пляшут рыбки.Корова взобралась на небеса.Сбежали чашки, блюдца,А лошади смеются.— Вот, — говорят, — какие чудеса!