Лимон задумался. Он задумался так, что левая рука невольно подползла к лицу, и ноготь большого пальца сам собой забрался между зубами. Отец молчал.
— Мост, — сказал Лимон. — Который около станции. Вернее, весы. Или как она там — весовая платформа?
Весовая платформа была поставлена в незапамятные времена — тогда же, когда и мост, — чтобы не выпускать со станции на мост и на дальнейший очень сложный отрезок пути перегруженные поезда. Солекопы и коммерсанты много раз пытались каким угодно способом от неё избавиться, но путевики стояли насмерть.
— Так, — сказал отец. — Самое узкое место нащупано. Но все трое контролёров многократно проверены и подозрений не вызывают. Пожилые семейные люди. У всех дети…
— Пап!
— Ты уже должен был сообразить. Подсаживается, допустим, в пивной к контролёру какой-нибудь скромный полузнакомый работяга — и вдруг тихо так говорит: мы, мол, знаем, как твоих ребятишек зовут, где они учатся и какой дорогой домой ходят. И чтобы ничего не случилось с ними, ты нам с каждого дежурства приносишь листочек: с правого берега на левый такой-то груз переброшен, а с левого на правый — такой-то. И все будут живы-здоровы… Логично?
— Логично.
— У одного из контролёров дочка уже несколько дней не ходит в школу, будто бы болеет…
— Так ведь уже вакации.
— Она в коммерческом, им ещё декаду учиться.
— Понял, пап. Проверить, да?
— Да. И не только её. Всех. Познакомиться — и внимательно смотреть, не крутится ли поблизости какой-нибудь подозрительный взрослый. Или не подозрительный.
— А сколько… э-э… объектов наблюдения?
— Три семьи. Два человека, четыре человека, и пять или шесть человек — там бабушка то приезжает, то уезжает.
— Тогда мне нужно кого-то подключить.
— Конечно. И сделать это нужно всё буквально сегодня. Информацию я тебе дам всю, какая есть. И напоследок просто-таки алмазное требование: следить, присутствовать, всё замечать, но ни во что не вмешиваться. Ни во что. Ни при каких обстоятельствах. Объяснять, почему так — не требуется?
— Нет, всё понятно. Но тогда…
— Ты сейчас быстро собираешь группу, а часа через два вы получаете от меня подробный инструктаж. Ясно?
— Так точно, господин майор! Разрешите идти?
— Сначала завтрак. И быстро, а то уже скоро подъём флага…
Глава вторая
— Штрафники, говорите? — переспросил господин Хаби, Гил Хаби, тот самый контролёр, у которого дочка без объяснения причин не ходила в школу. — Слышал, слышал о вашем геройском поступке, да. Помню, мы в старших классах и не так куражились…
— Ничего плохого мы не сделали, — сказал Лимон.
— А я и не говорю, что плохое, — усмехнулся господин Хаби. — Окна-то целы остались?
— Все до единого.
— Ну, вот. А мы бунтовали — так наоборот, ни единого стекла не осталось. Это, правда, давненько было… Так что вы конкретно хотите от нас?
— Мы должны навестить больную, — сказал Лимон.
— Больную… Больная никого не желает видеть, о чём и мне сообщила громогласно — не далее как час назад. Думаете, вы будете успешнее?
— Не знаю, — Лимон сделал вид, что растерялся. — А что с ней?
Господин Хаби поднял голову и задумчиво посмотрел на открытое окно второго этажа.
— Илли, детка, — сказал он. — Ты ведь всё слышишь?
— Я не детка, — грустным голосом отозвалось окно.
— Не детка, — согласился господин Хаби. — Бледная отважная девица, летящая в ночи… как там дальше?
— Я всё равно не выйду.
— Пожалуйста, — сказал Лимон. — Иначе нам штраф не погасят.
— Ну и пусть, мне-то что?
Господин Хаби развёл руками.
— Женщины, — сказал он. — И жить не дают, и убить нельзя. Держитесь от них подальше, пока есть возможность.
Вообще-то, наверное, можно было с чистой совестью поворачиваться и уходить, потому что ну никак этот человек не походил на несчастного отца, которого вынуждают изменять Родине, приставив нож к горлу любимой и единственной дочери. Видно было, что ситуация его искренне забавляет, и вообще держался он весело и раскованно — притом, что на первый взгляд показался мрачным угрюмцем: невысокий, широкий в плечах и поясе, с коротко стриженной круглой головой почти без шеи и с маленькими бесцветными глазками, и не сразу можно было рассмотреть множество морщинок у уголков глаз и уголков рта, какие появляются у людей, часто и охотно смеющихся, но ещё чаще вынужденных сдерживать смех; последняя книжка, которую Лимон прочитал, была «Физиогномика преступления» доктора криминалистики Б. Фарха, и теперь в форме голов и лиц, в рисунке подбородков, губ и бровей Лимон разбирался как никто до него. Да, можно было уходить, но тут из-за спины высунулся Шило и сказал: