Сотрудники шутили по поводу казарменного юмора и железной дисциплины американца, но никто из них не знал, с чем в действительности им предстоит столкнуться. Новый шеф обладал грозной репутацией волевого и решительного человека и неограниченными полномочиями: он имел право смещать и назначать служащих по своему усмотрению, перестраивать работу в журнале на свой лад. Эту последнюю информацию им удалось раздобыть по своим, неофициальным источникам. В общем и целом они пришли к заключению, что он квалифицированный журналист, радеющий за дело и вполне земной.
По правде говоря, все это мало волновало Дебру, искренне сожалевшую об уходе Роберта. Кое-кто из сослуживцев иногда подшучивал над ее благоговением перед ним, но никто, знавший начальника хорошо, не усмотрел бы в их отношениях ничего, кроме профессионального интереса, и тем более чего-то предосудительного. Все знали, что Роберт безумно любит свою жену и всецело предан ей и семье: он оставил любимую работу ради них. Какие еще требуются доказательства его любви?
— Жаклин права, утверждая, что журналисты — плохие мужья, — сказал он как-то Дебре. — Сейчас, когда сыновья подросли, они остро нуждаются во мне. А я их вижу лишь по выходным. Мне следует уделять больше времени своей семье.
Роберт тоже был воспитан на старых принципах морали и долга, и за это Дебра особо преклонялась перед ним. Она знала, что ей будет не хватать его как начальника и наставника, да и просто как старшего верного друга.
Жилище Гамильтонов представляло собой средневековое здание, спрятавшееся в глубине большого старого парка, окружавшего его со всех сторон. К нему вела едва приметная узкая подъездная дорожка. Бренда с присущей всем американцам деловитостью и энергичностью принялась за капитальный ремонт и полную реконструкцию дома с первых же дней переезда в него. Для этого были приглашены опытные и высокооплачиваемые специалисты, хорошо знавшие свое дело.
Перед домом уже стояло несколько машин, и Дебре удалось припарковаться рядом с новеньким «остином», в надежде, что его владелец бережно относится к своему автомобилю и, открывая дверцу или двигаясь с места, не заденет и не поцарапает ее скромный «форд». Обычно такой расчет оказывался правильным.
Не успела она подойти к входу, как тяжелая дубовая дверь распахнулась и навстречу ей выбежала Бренда. На ней были бежевый тонкий свитер, твидовая юбка и красивые жемчужные украшения. Что ж, надо отдать ей должное: она всегда выдерживала свой, особенный стиль. Дамы радостно обнялись.
— Ты очень похудела, — строго заметила Бренда. — И слишком бледна. Что ты с собой делаешь?
— Просто работаю, — отшутилась Дебра, — А что касается моей худобы, некоторые женщины мечтают об этом.
— Можно быть стройной, но никак не тощей как скелет, — возразила крестная. — А ты, моя девочка, напоминаешь мумию или мощи какой-нибудь великомученицы. Тебе это совсем не идет.
— Спасибо за комплимент.
— Господи, какая ты ершистая сегодня! — удивленно воскликнула Бренда и, взглянув на крестницу, нахмурилась. — Дебра, признавайся, что случилось?
Господи! Именно этого она и опасалась: если качнутся расспросы, ей придется несладко. Дебра закусила губу.
— Ничего… Ты права, я, видимо, слишком много работаю. Извини меня за дерзость — не покажешь ли мне ваш новый дом?
С этими словами она взяла крестную под руку, вынуждая ее тем самым войти внутрь и провести экскурсию по только что отремонтированному зданию. Его реставрацию крестная считала одним из самых великих дел своей жизни.
— Твои извинения приняты, — сказала Бренда, примирительно похлопывая ее по руке. — Знаю, тебе нравилось старое здание, каким оно был прежде. Вы с Седриком очень похожи в этом: он тоже считал, что ничего не надо было перестраивать. Ох уж эти шотландцы, как вы не любите трат и перемен!
Дамы рассмеялись, отношения были восстановлены, и у Дебры камень с души свалился. Впредь ей надо будет вести себя осмотрительнее, ведь от крестной трудно утаить что-либо. И Бренда и Седрик относились к ней с родительской теплотой и заботой, и ей не хотелось портить им праздничное настроение.
— Глен и Тимоти уже приехали?
— Да, вчера вечером. — Она подняла глаза к потолку. — Я обожаю своих внуков, но этот кавардак…
— Что я слышу, мама? Ты уже устала от нас?
Это был старший из сыновей, Глен, точная копия своего отца. Младший, Тимоти, ту же заключил Дебру в свои объятия.