Он улыбнулся так… победно. В любом случае, меня уже победили. И я продолжала играться с вином.
Затем он сказал мне, своим собственным голосом, приглушенным и проникновенным для барабанных перепонок моих ушей:
— У тебя тигриные глаза.
— Что, не раковины каури? — резко ответила я, прежде чем смогла остановить себя.
— Слова Джейн, — сказал он.
— Глаза Джейн. По крайней мере, она писала, что ты так ей говорил.
— Я не хочу говорить о Джейн.
— Ты сказал, что они нашли ее.
— Нашли. И я говорил. Думаю, теперь мы все расставили на свои места.
Что-то в нем — его улыбка, да, теперь я увидела, — превратилось в лед. И то, как он отвернулся, как если бы я внезапно наскучила ему. Демонстрируя свое упорство, я теряла его сильное, временное расположение.
Затем он встал.
— Пойдем?
Молча мы забрали свою верхнюю одежду. Когда мы проходили мимо мужчины за стойкой, Верлис, как «его мать», еще раз сказал что-то на итальянском. Они пожали руки, человек и машина. На тротуаре улицы Верлис кивнул мне.
— Спасибо, — сказал он, холодно и недружелюбно, как другие, которых я знала, — за твое время. Нам надо будет как-нибудь повторить. Вместе промокнуть.
Я отвернулась и посмотрела через улицу. Я не знала, что ответить ему.
Тогда он сказал:
— Возможно, одну вещь тебе следует знать. Ты была первой. Не интересно? Ладно. Увидимся, Лорен.
Я дернулась и уставилась снова на него, хмурясь:
— Первой.
— В койке.
— Ты… говорил, у тебя до этого уже было два партнера.
— Естественно. Я упоминал о своей способности лгать. Разве не было бы тебе совершенно неловко трахать меня, если бы ты знала, что у меня не было никакого опыта до этого? Да, я демонический любовник. Я могу делать все это и даже такое Это, о чем большинство из вас не смогло бы с кем-то поделиться. Я могу все это тоже. Но никогда не делал.
— Я не верю тебе.
— Вполне справедливо.
Мне пришла в голову смутная мысль, что со стороны мы выглядим как любая ссорящаяся пара.
— Ты говоришь, что был девственником. Но это идиотизм, ты не девственник. Ты спал с другими людьми в прошлом, до…
— Я не тот, кем был раньше. Уясни это уже, Лорен. Понимаешь? Я новый, все с нуля. Какого хера, ты думаешь, я в ужасе от того, что мне придется снова увидеть ее, эту женщину из прошлой жизни? Кажется, я был для нее всем. Но сейчас я ни хера не чувствую к ней. Если хочешь знать, к тебе я испытывают гораздо больше.
— Стоп, — выпалила я. — Ради Бога…
— Это тебя пугает, да? А мне каково, ты не подумала?
В его голосе… отвращение.
Способен он на такое? Как его программа допускает это… но он может лгать, он может искажать наблюдение и создавать другую картинку. Он может имитировать сотовый. Он, может быть, способен изменять форму. О, думается, он вполне может испытывать и отвращение.
Я прислонилась к стене кафе. Чувствовала себя ослабевшей и ошеломленной, и он пугал меня. Все вокруг пугало. И я не могла заставить себя сказать ему: «Оставь меня в покое».
Я принесла свои обеты. Прах, страх, крах.
— Я прошу прощения, — сказал он. Он уже говорил это раньше. Он звучал безучастно. — Я провожу тебя домой. Давай, дай мне свою руку.
Я отдала ему свою руку.
— 2 —
Бирюзовый.
Больше голубой, нежели зеленый. Таков для меня цвет любви. По крайней мере, чувственной любви.
Буду ли я теперь всегда так думать? Ассоциировать этот оттенок с этим действием?
Кто знает.
Этот опыт не был похож на предыдущие. И на тот раз с ним.
Застенчивая Джейн сказала, что не будет углубляться в детали.
Я же хочу углубиться в детали.
Вот именно, я хочу записать их здесь, страницы, целую книгу о том единичном соитии на бирюзовых простынях постели.
По моей просьбе он удалил искусственный загар. Смыл его в душе, один, и когда вернулся, он был обнажен, за исключением волны волос, которые снова приняли свой оттенок красного бархата, стекающего вниз по голове, и завивающихся волос в паху. О, у него были глаза тигра, или, возможно, каждый глаз был тигром, и их янтарная шкура и светилась, и поволакивалась тьмой одновременно.
Сумрак в комнатах. Никакого света кроме пары больших свечей, которые я зажгла, просто потому что они были тут, со своими белыми фитилями ожидали огня; говорят, к несчастью оставлять свечи с нетронутым фитилем, даже если ими не пользуешься, ведь тогда это означает, что ты никогда не зажжешь их для праздника…