Я уверен, что эта реакция на акцию (а возможно и сама акция) срежессированна Сурковым — отличным, талантливым контр-культреггерон на службе у "медведя".
Ведь Пуссии — деальная замена Ходорковскому, интерес к короторому ослабел.
Это — наиболее проигрышная тема для оппозиции, позволяющая пропаганде режима рисовать ее кучкой клоунов и врагов традиционных ценоостей в глазах массы избирателей. Не "быдла", а именно тех граждан, голоса которых нужны для любой демократической победы. А многих в оппозиции заставляет вести себя неадекватно, высказывая дикие и невежливые нападки на церковь и верующих.
Власть будет держать этот "раздражитель" в тюрьме, как приманку для наивных мотыльков, пока мотыльки на нее реагируют. Хоть бы и до следующих "выборов Путина" будут держать.
Руководство РПЦ, приведенное на свои посты лично Путиным и его аппаратом.
Случит тем, кто их провел (увы).
Можем и в истории аналоги найти: сторонники Лжедмитиря, прийдя в Москву первым делом свели с престола Патриарха Иова и объявили Патриархом некого Игнатия. Нынешний Кирилл — тот же Игнатий.(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
vianer
Акция "пусей" — хэппенинг — наиболее действенный и наглядный жанр изобразительного искусства. Нанёс Путену гораздо больше вреда, чем деятельность многих оппозиционных СМИ и депутатов. Тоталитаризм сильно беспокоят такие хлёсткие, лаконичные, "на грани фола" агитки, так как они наносят ему глубокие, проникающие раны. Не так давно разговаривал на рыбалке, в глухой провинции с деревенским стариком, который понятия не имеет о Навальном, белых лентах, Болотной и т. д. "Пусек" ненавидит всей душой, но когда я спросил, знает ли он, что они спели, ответил: "Ну, знаю: Путина прогони. Но ведь в церкви спели, сучки…И т. д." Что и требовалось доказать. Поэтому и срок им светит по полной программе:(
Детский возраст криминалистики
23 июля, 11:01
Сэр Бэзил — очень колоритный персонаж, но о нем как-нибудь в другой раз
До чего же трогательно выглядят первые успехи дедукции, восхищавшие современников!
Первым гением уголовного сыска в Англии был полковник Томас де Вейль (1684–1746), прославившийся храбростью, любвеобильностью (после него осталось 25 законных детей, сколько незаконных — неизвестно) и фантастической по тем временам проницательностью.
Взгляд — прямо насквозь пробирает
Главный триумф дедукции у де Вейля был следующий.
Однажды ограбили посудную лавку, причем в замке остался кончик ножа, которым преступник воспользовался вместо отмычки.
Через некоторое время сыскался подозреваемый. Но вот беда — этот человек упорно отрицал причастность к краже. И тут де Вейль блеснул креативом. «Не одолжишь ли мне свой ножик, приятель?» — невинным тоном осведомился он. Что было дальше, вы догадываетесь. Взломщику и в голову не пришло выкидывать хорошую вещь только из-за того, что у нее отвалился крошечный кусочек лезвия.
И весь Лондон ахнул, поразившись уму и находчивости полковника де Вейля.
Другая история, случившаяся в более утонченные времена, в двадцатые годы XIX века, так и осталась бы неразрешимой загадкой, если б не случайность.
Обокрали почтовую карету. Подозреваемого вскоре нашли по приметам и схватили. Это был некий Том Партридж. При опознании на него указали очевидцы.
Очевидцев было примерно столько, сколько изображено на этой картинке
Но арестованный клялся, что невиновен и вообще держался как-то очень уж уверенно. На суд он привел целую дюжину свидетелей, людей вполне уважаемых, которые подтвердили, что в день кражи обвиняемый находился совсем в другом месте. Суду оставалось только оправдать подсудимого.
А пару лет спустя прокурор, оставшийся с носом, случайно увидел Партриджа на улице. Решил за ним проследить — чтобы на всякий случай знать, где теперь проживает тот, кого он считал ушедшим от заслуженного наказания преступником. И оказалось…
Давайте-ка проверим, какие из вас сыщики. Прежде чем открыть кат, пошевелите мозгами и угадайте: что такое обнаружил прокурор, последовавший за Томом Партриджем?
Том подошел к какому-то дому, крикнул: «Эй, открой дверь!» — и из окна высунулся еще один Том Партридж.
То есть, собственно, не Том, а Сэм — его брат, с которым они были совершенно на одно лицо.