…Если бы достоинства Кондрашова не имели своего продолжения уже в качестве недостатков. И однажды Стеллу глубоко испугала мысль о том, что она встретилась с тем же балансом «достоинств-недостатков», что не позволили даже её исполинскому по силе духа отцу уберечь семью Кораблёвых от злобных чар. А ведь Юрий если и не был уже мальчишкой, то зрелым мужем ещё точно не стал.
Существовало и второе обстоятельство, также сдерживавшее её. Кондрашов относился к ней как к сверхзадаче, как к цели и смыслу жизни. Слиться с ним, означало создать уравнение с известной величиной: всецело принадлежать ему. Ведь им нельзя было помыкать словно мартовским котом, шляющимся, как попало, по чердакам и крышам: сегодня впустил, завтра выпустил. Кондрашов был равнозначен малой ядерной бомбе с самопроизвольно взводящимся запалом. И это при той жизненной незрелости, при том юношеском инфантилизме, что ярко проявился не только в их размолвке, но и в последующем поведении Юрия.
«Значит, такова комбинация звёздного неба, – прошептала Стелла. – Значит, не судьба…»
И было так, и было бы так, если бы не…котята…
Глава третья
1
Под самый Новый год чёрная, как антрацит, кошка Ночка родила четверых котят. «К мытарствам, – предположила Кондрашова Лидия Николаевна. – Уж и не припомню такого, чтоб в разгар зимы кошка окотилась. В нашей местности это редко бывает».
Мало того, так ещё и сами новорождённые представляли нетривиальное зрелище: если три котёнка оказались приятной дымчато-серой масти, то четвёртый удался рыжим-прерыжим. Тем самым он опроверг бытующую примету, что котики наследуют исключительно окрас матери. Взглянув на него, Лидия Николаевна сходу напела строки из некогда популярной песни:
– Был он рыжим, как из рыжиков рагу, рыжим, словно апельсины на снегу…
– Ага! – согласился с ней Венька, гладивший котят. И засмеялся: – Рагу из рыжиков!
Три недели спустя одномастная троица милыми пушистыми комочками уже пыталась робко прогуляться близ печки на неуверенных лапках. Венька присвоил каждому из сереньких «колобков» ласковые клички соответственно полу и экстерьеру: Кеша, Барсик и Муся. Четвёртого же котёнка он окрестил, как тот того и заслуживал, наитипичнейшим для котов названием – Васькой.
Васька был некрасивым и нелюбимым уродцем: худющий, точно мини-велосипед, к которому вместо фар прикрутили агрессивные глазёнки, безостановочно рыскающими в поисках того, что плохо лежит. Шерсть у него торчала клочками, отчего создавалось впечатление, что он сначала подрался в ином из миров на помойке с собаками, а уж потом появился на свет божий. Васька даже у альтруиста Веньки не вызывал выраженного желания приласкать его, погладить, побаюкать на руках.
Несмотря на худобу, среди сородичей Васька оказался наиболее живучим и приспособленным к борьбе за существование. С наступлением часа кормления рыжий нагло расталкивал остальных братьев с сестрёнкой и первым припадал к животу Ночки. Он словно служил живым руководством сентенции Володи Попова про то, что опоздавшему поросёнку – титьку возле попки! Можно было подумать, что маленький нахалёнок навёрстывал то, что недобрал в утробе матери.
Кошка Кондрашовых, до того выпестовавшая не одно поколение котят, также не без удивлённой заторможенности следила за чрезвычайно шустрым и строптивым детёнышем. Своих собратьев рыжий бестия опережал по всем параметрам, кроме скромности. Когда те робко учились мяукать, Васька уже верещал благим матом; серые котятки удалялись от родительского логова на метр-полтора, а проныра с конопушками уже вовсю шнырял по дому; скромная троица начинала играть с хвостом матери, а лихой кошачий отпрыск из засады покушался на ноги Лидии Николаевны.
Исходя из научных данных о том, что на девяносто процентов базисный уровень развития индивида закладывается и формируется в младенческом и ясельном возрасте, разумно было презюмировать следующее: Муся повторит путь миллионов добросовестных кошечек; Кеша и Барсик, аналогично типичным российским мужикам, подавляющую часть жизни просибаритствуют на диване, оправдывая притчу о том, что «коты ни… черта мышей не ловят»; Васька, как махровый дуэлянт, задира и повеса, сыщет кончину в яростной схватке у безымянной речки.
И глубоко жаль, что роковой ход событий распорядился иначе: Ночка, как-то раз выскочившая из тепла на мороз по неведомым кошачьим нуждам, бесследно пропала. И не объявилась ни через час, ни поутру, ни через день.