" Не думать, не вспоминать! - Флориан стиснул зубы - Я столько сил положил, что бы все забыть, ненавистный, кошмарный князь, сколько раз я просыпался в поту от кажущегося горячего дыхания на моем лице и вкрадчивого хриплого твоего голоса, будь ты проклят, чудовище!"
***
Так и не уснув, Флориан подошел к окну, выходившему в густой тенистый сад. Присев на широкий подоконник, он наблюдал, как поднимается солнце над кронами деревьев. Опустив взгляд ниже, герцог увидел, как по незаметной тропинке, кто-то идет. Присмотревшись, с удивлением узнал в закутанной в плащ женщине, Эмилию Солейл.
- И куда это она направилась в такую рань? К любовнику? - Тихо прошептал Флориан.- Может, стоит проследить за этой тихой мышкой.
Неслышно открыв высокие створки арочного окна, герцог невесомо перепрыгнул на рядом стоящее дерево, достигающее второго этажа, где было расположены гостевые покои. Бесшумно спрыгнув с дерева, он незаметно направился за Эмилией. К удивлению герцога, миновав сад, девушка вывела его на кладбище, скорее всего семейное. Присев в высокой траве, окружающей кладбище, он наблюдал за Эмилией, девушка его не замечала. Она подошла к небольшой могиле, присела, положила букетик цветов и еще что-то, Флориан не рассмотрел с такого расстояния. Эмилия погладила надгробие, что-то прошептала, утерла слезы, распрямившись, немного постояла и направилась к стоящей на краю кладбища небольшой часовенке богини Аумонэ.
Решив, что пока графиня молится, герцог выяснит, чья же это могила, он, проводив глазами девушку, подошел к надгробию. Флориан изумленно рассматривал могилу, она вся была засыпана цветами и игрушками. На надгробии была выбита всего одна дата пятилетней давности и надпись - "Прости за не отданную тебе любовь и нежность. Мои печаль, боль и вина бесконечны и вечны". Это явно была могила ребенка. У Эмилии был ребенок? Бастард? Как, когда, кто отец этого ребенка? Вот и прояснилось, почему графиня до сих пор не замужем, если, конечно, это могила ее ребенка. Ай да тихая мышка! Ни при каких условиях эта женщина не выйдет замуж за его брата, даже если она и есть носительница ментальной магии, то большая часть уже отдана этому умершему ребенку! С такими мыслями герцог вернулся тем же путем в свою спальню.
***
В замке еще все спали, когда Милли вернулась в свои комнаты. Дядюшка и тетя просили ее не ходить на могилу ребенка пока в замке гости, но Милли не могла этого не делать. Она надеялась, что на рассвете замок крепко спит и ее никто не увидит. Но Милли ошиблась, ее увидел герцог Ангсельмский и сделал свои выводы.
Завтракала Милли в своей комнате, а на обед ее заставила спуститься тетушка, заявив, что Милли, игнорируя совместные обеды и ужины, ведет себя невоспитанно и грубо. Долг гостеприимства и этикета обязывает ее бывать на обедах и ужинах, ведь она член семьи. Обняв и поцеловав тетушку, девушка пообещала выйти к обеду. Не успела уйти тетушка, прибежала Анделина.
- Ах, Милли, почему ты не бываешь на обедах и ужинах? Герцог и барон такие душки, какие они великолепные кавалеры. Сколько забавных историй знает герцог, как он их интересно рассказывает, я смеюсь весь обед.
- Лина, тебе не с кем сравнивать, не так уж много ты видела кавалеров. Поэтому тебе они кажутся невероятными. Скажи, тебе нравится герцог?
- Ох, Милли, он, конечно, умеет занять дам разговорами. Он обаятелен, аристократичен, изящен. В него, наверное, легко влюбиться. Но я его боюсь, я чувствую, что такой простушкой как я он не заинтересуется. От него, несмотря на его веселые рассказы и постоянные улыбки, веет застарелой болью, гнетущей тоской. От него пахнет дымно-горьким, сухим, полынным, колючим, степным ветром. Так что, нет, герцог меня не привлекает. А его брат совсем другой. От него пахнет сладким, легким, теплым, летним ветром. Думаю, что он будет мне хорошим мужем.
- Ого, Лина, я и не подозревала у тебя такой глубины в характеристике людей. Ты никогда не говорила, что умеешь читать эмоции, так и до чтения мыслей недалеко.
- Ну да, все считают меня глупенькой, недалекой, взбалмошной особой. Может это и недалеко от истины. Я просто чувствую, чем пахнут эмоции и мысли людей. От тебя пахнет острокислой виной перед кем-то, черным пеплом невозвратимой потери, солено-горьким морским туманом - ты много плачешь, Милли. Что с тобой случилось? Шесть лет назад у тебя был запах ириса - легкий, свежий, сладкий, цветочный. Твои эмоции были фруктово-яблочными, ромашковыми. Куда все это исчезло, какое горе с тобой это сделало? Я чувствую, что ты тоже боишься герцога, но не так как я, у тебя есть повод его бояться. Вас что-то связывает, я это чувствую.
Милли порывисто обняла сестру.
- Лина, милая, добрая, невинная девочка. Не надо, не слушай чужие эмоции, не пытайся узнать чужие тайны, прошу тебя, не делай этого. Бывают такие тайны, которыми не хочется делиться даже с самыми близкими людьми. Люди не хотят, чтобы об их постыдных, нелицеприятных или страшных секретах кто-то бы узнал. Да даже радостью не всегда хотят делиться. Я хочу, чтобы ты осталась такой же доброй, душевной, славной, мягкой девушкой. Опасно знать чужие тайны, это принесет тебе только огорчения, невзгоды, беды.
Анделина отстранилась от кузины и посмотрела ей в глаза:
- Милли, может быть, я могу тебе помочь? Тебя что-то сильно гнетет и что тебя связывает с герцогом?
- Нет, Лина, никто не может мне помочь, разве что если бы была возможность вернуть время вспять. А с герцогом связывает то, что именно он вывел меня из осажденного замка двенадцать лет назад. И я его не боюсь, ты ошибаешься. Лина, ты ведь знаешь, что к тебе сватаются, потому что король надеется - ты носитель ментальной магии. Теперь я вижу, что это, скорее всего, так и есть. Ты кому-нибудь рассказывала о своих особенностях?
- Нет, никто не знает, я сама не сразу разобралась в своих ощущениях и что запахи, исходящие от людей это их эмоции и мысли. Я не хочу, чтобы кто-либо знал обо мне как об эмпате. Все знают, что женщины не способны к магии, значит со мной что-то не так.
- Лина, эмпат не совсем маг, это скорее свойство души улавливать чужие эмоции. Маг читает мысли, может внушить чужие мысли, эмоции, заставить делать человека, что надо магу, да много чего еще. А ты просто ощущаешь эмоции на уровне чувств. Ты не можешь внушить какие-либо чувства человеку или заблокировать его эмоции, ведь так?
- Милли если бы я могла убирать или заменять эмоции, то помогла бы избавиться от боли в твоей душе.
- Нет, Лина, эта боль всегда будет со мной, я не откажусь от нее.
- Что с тобой случилось, Милли? Расскажи, поделись со мной, я разделю твою боль.
- Нет! Забудь об этом! Я считаю, тебе надо рассказать дяде о себе, тогда жених сразу же определится с выбором в твою пользу. Тебе ведь нравится маркиз?
- Да, нравится.
- То, что ты эмпат, дает большой шанс, что ваши дети будут обладать ментальной магией. Иди и все расскажи отцу.
***
После ухода кузины, Эмилия, присев на широкий подоконник, обложенный подушками, окунулась в безрадостные воспоминания.
Пять лет назад, когда Милли ждала родов в монастыре у матери, она ненавидела ребенка, который должен был скоро родиться, он ей был не нужен, его рождение осложняло ее жизнь. Милли даже не представляла ребенка, не думала, как он выглядит, на кого похож. Для нее он был чем-то чуждым, захватившим ее тело, чтобы расти за счет нее, как маленький паразит. Когда начались роды, и пришла невыносимая боль, Милли проклинала это создание, поселившееся в ней и теперь терзавшее ее, стремясь наружу. Когда родился ребенок, Милли сказали - это девочка, но ей было все равно, кто там родился. Самое главное, закончилась боль, и теперь она может заснуть. Она заснула сразу же, не чувствуя как ее мыли, меняли белье на ней и на кровати. Проснулась Милли от зудящего писка, приподняв голову, она увидела рядом с собой сверток, он то и пищал. Милли крикнула, чтобы позвать кого-нибудь, но никто не пришел, а сверток пищал и пищал. Милли осторожно отогнула край кружевной пеленки и заглянула в сверток. Личико ребенка было красным, натужным, маленькие губки обиженно кривились, закрытые глазки были опухшими. У Милли перевернулось сердце, младенец вызвал у нее чувство жалости, он показался ей таким брошенным, обделенным, никому не нужным, даже собственной матери. Ребенок замолчал и открыл глаза, Милли показалось, что младенец укоризненно и печально смотрит на нее. Милли вдруг с ужасом поняла, что это ее ребенок ,которого она родила. Это ее ребенок, а не чудовище, представлявшееся ей, когда она его носила в своем чреве. Поднявшись, Милли неуклюже взяла ребенка на руки, маленькая ручка, выпроставшись из пеленки, ухватила девушку за палец, маленький ротик елозил по сорочке Милли, ребенок, видимо, был голоден. Девушку затопила нежность к этому младенцу. Хлопнула дверь и вошла мать Милли, настоятельница монастыря.