Подойдя к двери и распахнув ее, тут же захлопнула: глаза успели увидеть, то есть, лучше сказать, не увидеть, то зовущее прошлое, грубо уничтоженное однообразной серостью настоящего.
Организм взрывался от ассоциаций: вот так мы теряем дорогих людей, любимые места, а с появлением стеклянных монстров на улицах Москвы мы теряем и милый облик родного города.
Мысли – невеселые – долго не могли успокоиться…
А каких замечательных, талантливых артистов собрал в труппу театра Юрий Петрович: В.Высоцкий, Л.Филатов, В.Золотухин, И.Бортник, Ю.Смирнов, И.Дыховичный, В.Смехов, З.Славина, А.Демидова, И.Ульянова, М.Полицеймако, Т.Жукова… – и это еще не весь список одаренных артистов, страницы не хватит…
А разве можно забыть артиста Расми Джабраилова (по прозвищу Рамзес)! Мне очень хочется посвятить ему страничку, под которой с удовольствием подпишусь: с любовью…
Роста небольшого, талантливый кавказец, он играл в основном эпизодические роли, но каждая из них становилась маленьким актерским шедевром.
Но были и шедевры-«ляпы». И вот это – из копилки джабраиловских «ляпов».
Спектакль «Товарищ, верь!». На сцене золоченый возок, в котором сидят Пушкины – Филатов, Дыховичный и Джабраилов. Из возка в окошечко высовывает голову Рамзес, который должен был произнести текст:
И вот мы, несколько артистов, стоявших за кулисами, слышим:
И ведь говорилось это с выражением, громко, внятно… Дальше можно было не продолжать… Карета с артистами – Филатовым и Дыховичным, – визжа рессорами, ходила ходуном…
Мы, стоявшие за кулисами, хохотали почти в голос, кто-то аж не успевал добежать до туалета…
Рамсик – Пушкин, понимая, что в этом позорном эпизоде его песня спета, решил не продолжать им придуманный стих-загадку и скрыться в карете, закрыв окошко занавеской. Но, возможно, от творческого стресса, он эту жесткую тряпочку опустил себе на голову, не успев спрятаться. Парик слетел, обнаружив совсем не пушкинскую лысинку, и на сцене на несколько секунд воцарилась тишина, и только карета все никак не могла успокоиться…
Но иногда Рамзес как магнитом притягивал к себе события едва ли ни трагические.
Тот же спектакль «Товарищ, верь!». Любимов пригласил настоящего лучника, который должен был из конца зрительного зала стрелять в центр листка, который в вытянутой руке держал стоящий на сцене Рамзес. Стрела летит и – ужас! – попадает в ладонь артиста. Рамзес убегает в кулисы. Естественно, потом лучник был отменен, а в тот раз, слава богу, все обошлось.
В спектакле «Живой» по повести Б.Можаева был задействован световой занавес вдоль авансцены, который открывался и закрывался автоматически. Не знаю почему, артист в каком-то эпизоде просовывал под него свою голову. И вдруг однажды занавес стал закрываться раньше, чем положено, а голова Рамзеса оставалась внутри, и занавес начал сжимать ее. Что-то хрустнуло, еще бы чуть-чуть и – страшно подумать… Кто-то истошно крикнул: «Отключите автоматику!» И опять, слава богу, обошлось.
Подобных случаев в театре было много. В спектакле «Гамлет» железная многотонная конструкция сверху упала вниз на артистов. Эта конструкция состояла из секций, и упала она, затрещав, не сразу, поэтому актеры смогли сориентироваться и каждый смог попасть в свое секционное окошко.
«Все живы?» – спросил из зала побелевший от страха Любимов. И опять – обошлось.
Спектакль «Послушайте!» Я изображаю девицу с веслом, которая позирует одному из Маяковских – их, как и Пушкиных, пятеро.
Надо мной висит большой металлический куб острием вниз. По-моему, это случилось на репетиции. Только я поменяла ногу, на которую опиралась, как этот куб упал, своим острием оставив на полу приличную вмятину. Я отделалась хорошей царапиной вдоль руки, но зато мое темечко было спасено.
Такая же, мягко скажем, неприятность произошла в спектакле «Мастер и Маргарита», когда я летала на маятнике от портала к порталу. Каким-то непонятным образом веревка, прикрепленная к маятнику, при помощи которой рабочие сцены начинали его раскачивать, на самом верху зацепилась за что-то у портала, и я по инерции упала на сцену навзничь, потеряв на какое-то время сознание.
Зато, придя в себя и прыгнув на маятник, я почувствовала в себе что-то ведьминское и, полетев в зрительный зал, с больной яростью прокричала: