— Всё, что я захочу?
Я размещаю катушку стимуляции в одном дюйме от его уха. — Да.
— Хорошо, тогда. - Он прочищает горло. — My loneliness is killing me and I, I must confess I still believe...
Я смеюсь, как и все остальные в комнате. Включая Ливая, который, похоже, довольно близок с Гаем. Это говорит о нём (о Гае, не о Ливае; я отказываюсь говорить о Ливае высоко), учитывая, что он, вероятно, должен был быть руководителем BLINK. Гай, похоже, не возражает, по крайней мере, судя по тому, как они мило болтали о составе какой-то спортивной игры, пока я настраивала своё оборудование.
— …my loneliness is killing me and I, I must c… - Гай хмурится. — Простите, I must c… - Он хмурится сильнее. — I must c…, - пробормотал он в последний раз, быстро моргая. Я поворачиваюсь к Росио, которая делает заметки. — Остановка речи в координатах МНИ89 минус тридцать восемь, шестнадцать, пятьдесят.
Последовавшие аплодисменты излишни, но немного приятны. Сегодня утром, когда вся команда инженеров волочилась в лабораторию нейростимуляции, чтобы понаблюдать за моим первым сеансом картирования мозга, было очевидно, что они предпочли бы быть где-то ещё. Было также очевидно, что Ливай проинструктировал их не говорить ни слова о полном отсутствии интереса.
Они хорошие парни. Они пытались притворяться. К сожалению, есть причина, по которой в старших классах инженеры тяготеют к кружку робототехники, а не к драмкружку.
К счастью, у неврологии есть способ защитить свою честь. Я просто должна была взять катушку и показать несколько трюков. При стимуляции в нужной точке и с нужной частотой награждённые астронавты с IQ далеко за три цифры и ящиками, полными дипломов о высшем образовании, могут на время забыть, как считать (“Вау! Это правда?”), или шевелить пальцами (“Странно!”), или узнавать лица людей, с которыми они работают каждый день (“Би, как ты вообще это делаешь?”), и, конечно, как говорить (“Это самое крутое, что я видел за всю свою чёртову жизнь”). Стимуляция мозга - это круто, и любой, кто скажет обратное, познает её гнев. Вот почему лаборатория до сих пор переполнена. Инженеры должны были уйти после первой демонстрации, но решили остаться... похоже, на неопределённый срок.
Приятно обратить кучку скептиков к чудесам неврологии. Интересно, чувствовала ли д-р Кюри то же самое, когда делилась своей любовью к ионизирующему излучению? Конечно, в её случае длительное неэкранированное воздействие нестабильных изотопов в конечном итоге привело к хронической апластической анемии90 и смерти в санатории, но... вы меня поняли. Когда я говорю: — Думаю, я получила от Гая всё, что мне нужно. На сегодня мы закончили, - комната разражается разочарованным стоном. Мы с Ливаем обмениваемся довольными взглядами.
Для ясности: мы не друзья или что-то в этом роде. Один совместный ужин, одна ночь, проведённая в комнате, где хранится три четверти моих любимых книг, и одна зевающая поездка на машине к могиле Ноя Мура, во время которой он вежливо заметил, что я не жаворонок, и сохранял блаженную тишину, не сделали нас с Ливаем друзьями. Мы по-прежнему недолюбливаем друг друга, жалеем о том дне, когда познакомились, желаем зла друг другу и т.д. и т.п. Но как будто на прошлой неделе, за веганскими тако, нам удалось сформировать непростой, рудиментарный союз. Я помогаю ему, а он помогает мне.
Такое ощущение, что мы действительно сотрудничаем. Безумие, да?
На обед я разогреваю свою вечно унылую порцию полуфабрикатов, беру стопку научных статей, которые давно собиралась прочитать, и направляюсь к столикам для пикника за зданием. Я грызла горох около пяти минут, когда услышала знакомый голос.
— Би! - Гай и Ливай идут ко мне, держа в руках бумажные стаканчики и пакеты для сэндвичей. — Не возражаешь, если мы присоединимся к тебе? - спрашивает Гай.
Я немного возражаю, поскольку эта работа по электротерапии не собирается читать сама себя, но качаю головой. Я бросаю извиняющийся взгляд на Ливая (Извини, что ты застрял, обедая со мной, потому что Гай не знает, что мы заклятые враги), но он, кажется, не понимает этого и садится напротив меня, слабо улыбаясь, как будто он не возражает. Я наблюдаю за игрой мышц под его рубашкой, и по позвоночнику у меня пробегает волна тепла.