Я киваю. Он кивает. Проходит некоторое время молчаливого, более неловкого кивания, а затем он говорит: — Я пойду.
— Да. Конечно. Спокойной ночи.
На нём светло-голубой хенли, который делает чудесные вещи с его спиной. Которую я трогала. В значительной степени. Вот почему я смотрю, когда он уходит: я заворожена тем, каким широким, крепким, твёрдым он выглядит. И именно поэтому, когда он достигает лестницы и оборачивается, я всё ещё там. Всё ещё смотрю.
Он улыбается. И я улыбаюсь. Улыбки затягиваются, тёплые, искренние, и я слышу свой вопрос: — Ты точно не хочешь войти?
— Дело не в том, что я... - У него перехватывает горло. — Я пришёл сюда не за этим.
— Я так не думала. - Я освобождаю для него место, и через несколько неуверенных, неуклюжих шагов он оказывается внутри. Во всей своей громадной, массивной грации. Он осматривается, проводит рукой по волосам. Думает ли он о том, что произошло здесь 24 часа назад? Ну, скорее 28 часов и 30 минут, но какой маньяк считает?
— Это кормушка для колибри? - спрашивает он.
— Ага.
— Есть колибри?
— Пока нет.
— У меня тоже. В моём саду, я имею в виду.
— Я заметила мяту, которую ты выращиваешь. - Мы обмениваемся ещё одной улыбкой. — Хочешь посидеть на балконе? У меня есть шикарное немецкое пиво.
Стулья, на которых я удобно расположилась, под Ливаем кажутся детской мебелью. Его рука больше бутылки пива. Его профиль, когда он задумчиво смотрит на горизонт Хьюстона, невыносимо красив. Он выглядит почти агрессивно. Я хочу знать, о чём он думает. Я хочу спросить, не жалеет ли он о нашем поцелуе. Я хочу снова прикоснуться к нему.
— Я сожалею о той ночи. И за то, что пропустил работу, когда мы находимся в критической точке. Это была чрезвычайная ситуация.
Ох. — Это было... это было что-то о твоей не-жене? С фотографии?
Он хихикает. — Я не могу поверить, какой материал для разговора даёт нам эта фотография.
— Потрясающе, не так ли?
Его улыбка меркнет. — Пенни больна. Эпилепсия. Всё под контролем, но она быстро растёт, и её лекарства нужно часто корректировать. Это сложно, подобрать правильную дозировку.
— Мне жаль.
— Всё хорошо. Как ни странно, Пенни воспринимает это спокойно. Она удивительно находчивый ребёнок. - Он делает глоток и гримасничает, глядя на пиво. Что за язычник. — Лили, однако, её мама, она борется. По понятным причинам. Я стараюсь быть рядом, когда дела идут плохо.
Я смотрю вдаль. Конечно, он старается. Он такой человек. — Я рада, что у них есть ты.
— Я довольно бесполезен. В основном я играю в UNO с Пенни или покупаю ей слизь с каким-нибудь токсичным ингредиентом...
— Боракс.
— …который сводит Лили с ума. Да, боракс. Откуда ты знаешь?
— У меня есть подруги-мамы. Они жалуются на это. - Я пожимаю плечами. — А где её отец?
— Он умер чуть больше года назад. - Он колеблется, прежде чем добавить: — Несчастный случай при скалолазании. - На мгновение я не придаю этому значения. Затем я вспоминаю фотографию в его кабинете. Ливай и высокий темноволосый мужчина.
— Вы были родственниками?
— Нет. - Его выражение лица потемнело. — Но я знал его вечность. С детского сада. Мы выстраивались в пары до конца начальной школы. Питер Салливан и Ливай Уорд. Не так много фамилий на Т, Ю или В, очевидно. (прим. пер.: имеется ввиду анг. алфавит T, U, V)
Я ставлю свою бутылку на стол и изучаю его лицо. Салливан. Опять это имя. Оно распространено, вот почему оно так часто встречается. И всё же...
— Как прототип? - пробормотала я. — Как здание «Открытий»?
Мне бы хотелось, чтобы он посмотрел на меня. Но он продолжает смотреть на город и говорит: — Я даже не хотел быть инженером. Я хотел специализироваться в области ветеринарии. Я даже объявил об этом, но Питер убедил меня взять инженерный класс в качестве факультатива. Мы сделали этот проект вместе - мы построили обонятельную кору. Кусок железа, который мог правильно определять запахи. Он сделал большую часть работы, и ему пришлось учить меня всему, но это было здорово. Думали, что что-то подобное можно использовать для пациентов, понимаешь? Когда-то в будущем?
— Это впечатляет.
— Он не всегда работал исправно. - Он прикусил внутреннюю сторону щеки. — На нашей последней презентации, пока преподаватель осматривал её, кора головного мозга объявила, что от него пахнет фекалиями. - Я разразилась смехом. — Возможно, его нужно было немного подправить. Но я влюбился в нейрокомпьютерный интерфейс из-за Питера. Он был самым блестящим инженером, которого я когда-либо встречал. - Он поджимает губы. — Я видел, как его череп раскололся на две части, когда он упал. Я был в десяти футах от него, на полпути к восхождению. Шум - он был ни на что не похож. Я не знал, как сказать Лили. А Пенни не хотела выходить из комнаты...