Но я рада, что узнала, что когда-то нравилась Ливаю. Я рада, что впервые в жизни у меня будет отличный секс. Я рада, что мы спим вместе без всего того безобразия, которое возникает, когда мы вкладываемся в отношения. Я рада, что мы можем быть частью до Н.Э друг друга некоторое время. Я рада быть здесь. С ним. Я даже могу быть счастлива.
— Я думаю, ты самый лучший, - говорю я, взъерошивая шерсть вокруг ушей Шрёдингера. — Он очень маленький.
— Он самый слабый.
Я улыбаюсь, глядя на идеальные пучки под его лапами. — Я всегда любила слабаков. Слабакотов? (прим. пер. в ориг.: underdog – слабый; и Би (как кошатница) предлагает свой вариант: undercat)
— Я удивлён, что у того, кто любит кошек так сильно, как ты, нет...
— Одной?
— Я хотел сказать пяти.
Я хихикаю. — Есть Фелисетт…
— Я больше думал о существующих кошках.
Я смотрю на него. — Я бы с удовольствием посвятила свою жизнь воплощению культурного архетипа сумасшедшей кошатницы. Но это плохая идея.
— Почему?
— Потому что. - Я колеблюсь, и Шрёдингер мурлычет в моих пальцах. Моя любовь к нему не знает границ. — Я не смогу этого вынести.
— Что?
— Когда они будут умирать.
Ливай бросает на меня любопытный взгляд. — Не в течение многих лет. Десятилетия, иногда. И многое происходит между началом и концом.
— Но конец всё-таки наступает. Неизбежно. Все отношения между живыми существами где-то так или иначе заканчиваются. Так уж устроено. Одна из сторон умирает, или её вызывают другие биологические потребности. Эмоции преходящи по своей природе. Это временные состояния, вызванные нейрофизиологическими изменениями, которые не рассчитаны на длительное существование. Нервная система должна вернуться к гомеостазу. Все отношения, связанные с аффективными событиями, обречены на конец.
Он кажется неубеждённым. — Все отношения?
— Да. Это наука.
Он кивает, но потом говорит: — А как насчёт степных полёвок?
— А что с ними?
— Они соединяются в пары на всю жизнь, не так ли?
Его глаза оценивающе блестят, как будто он наблюдает за интересным биологическим явлением. Возможно, мы больше не будем говорить о страданиях, связанных с необходимостью спускать золотую рыбку в унитаз. — Тогда степные полёвки - исключение, потому что их рецепторы окситоцина и вазопрессина разбросаны по всей их системе вознаграждения132.
— Разве это не биологическое доказательство того, что эмоции и отношения могут быть длительными?
— Вовсе нет. Итак, у тебя есть два милых грызуна, и они держатся вместе. Потрясающе. Но однажды ночью муж полёвки переходит шоссе, чтобы посмотреть «Рататуй» в местном кинотеатре, и попадает под «Форд Мустанг», принадлежащий придурку, который едет изменять своей жене с неизвестной студенткой. Подсказка: скорбящая вдова-полёвка. Это отстой, но как я тебе и говорила: так или иначе.
— А то, что происходит между, разве не стоит того?
Тебя когда-нибудь оставляли позади? Я хочу спросить его. Ты когда-нибудь терял всё это? Знаешь ли ты, каково это? Потому что не похоже, что знаешь. Но я не хочу быть жестокой. Я не жестока. Я просто хочу защитить себя, и если Ливай не хочет делать то же самое... он сильнее меня.
— Может быть, - говорю я без выражения и смотрю, как Шрёдингер грациозно крадётся к тому месту, где стоит Ливай. — Итак, какой план на вечер?
— Что ты хочешь делать?
Я пожимаю плечами. — Я не знаю. Что ты хочешь делать?
Он озорно улыбается мне. — Я подумал, может, мы могли бы пойти на пробежку.
* * *
Я ожидала, что он будет сдержан в сексе.
Не то чтобы я сильно задумывалась об этом, но если бы кто-то приставил пистолет к моей голове и заставил меня гадать, я бы, наверное, сказала ему: "Держу пари, Ливай Уорд тихий в постели. Скучный. Потому что он такой осторожный человек вне её. Может быть, несколько негромких ворчаний. Горстка слов, все директивы. Быстрее. Медленнее. Вообще-то, этот другой угол лучше". Я бы ошиблась. Потому что в том, как он получает удовольствие от моего тела, нет ничего сдержанного. Вообще ничего.
Я не знаю точно, как я оказалась распростёртой на животе посреди его кровати, пытаясь дышать ровно, пока он прослеживает линию маленьких татуировок вдоль моего позвоночника.