Но тот человек, тот невероятный мужчина, которого она запомнила навсегда, был журналистом. Она не знакомила его ни с кем. Он был только ее.
Ира улыбнулась. Феклуша тоже любила его. Тогда она была большим черным неуклюжим щенком и готова была сидеть подле него часами, не проситься на прогулку, усмиряя естественные желания собачьего организма.
— Слушай, Феклуша, я ревную, — смеялась Ира, оттаскивая собаку от тахты, на которой он лежал. — А ну давай отсюда, дорогуша. Он мой!
Ира ловила на себе взгляд невероятных черных глаз. Сильные руки, покрытые густыми темными волосками, тянулись к ней.
— Не ревнуй, я люблю вас обеих, — смеялся он. — По-разному. Давай покажу, как я люблю тебя.
Закрыв дверь за собакой, Ира падала в его объятия, нетерпеливые руки разворачивали ее, стаскивали свитер, под которым не было ничего, вдавливали ее ягодицы в свои сильные бедра, горячая рука ныряла под резинку трусов, и больше она ничего не чувствовала, кроме жаркой волны, уносившей в поднебесье...
— Если бы я был художником, нарисовал бы тебя вот такой, — шептал он и прижимался губами к белой груди с потемневшими сосками, которые, казалось, сами искали его рот, не спрашивая о ее желании. Его губы ласкали нежную кожу, потом припадали к груди. На секунду подняв лицо, он шептал ей: — Мне так нравятся твои соски. Они будто маленькие камешки. Дра-го-цен-ные. Поняла?
Она соглашалась со всем, что он ей говорил. И на все, что он предлагал.
И это все происходило...
А потом он отстранял Иру от себя и, глядя на нее темно-карими глазами, заявлял:
— А вот сейчас, будь я художником, я не стал бы тебя рисовать. Совсем другое лицо. Оч-чень сытое.
Потом, смеясь, он открывал дверь, и в комнату вплывала Феклуша, падала на ковер и смотрела влюбленными глазами.
А после они на кухне пили чай с «царским» вареньем, которое ее научила варить бабушка — из крыжовника с вишневым листом. Ягоды в варенье сохраняли цвет хризопраза, были прозрачными, словно только что снятые с куста.
Ира провела рукой по волосам. Да, то была ее настоящая любовь. А что это было для него?
Для него тоже, она не сомневалась. Только для мужчины любовь совсем не то, что для женщины. Мужчина — другой биологический вид, уверяла подруга Татьяна. А на что, собственно, могла Ира рассчитывать, если у ее любимого есть жена и дети? Две девочки.
Раздался резкий телефонный звонок — она вздрогнула, схватила трубку. Рыжеватая челка упала на глаза. Она подула на нее, приподнимая.
— Добрый день.
— Д-добрый, — нерешительно ответила Ира, лихорадочно пытаясь отыскать в памяти имя человека, которому принадлежал бы этот мужской голос, слегка рокочущий и очень уверенный. Нет такого имени. Она никогда не слышала этого голоса.
— Я хотел бы поговорить с Ириной Борисовной, — между тем продолжал он, не меняя интонации.
— Это я, — ответила Ира спокойно. У нее самой был низкий, полный достоинства голос. Запоминающийся, как говорили ей.
— У меня к вам поручение...
— Поручение? Слушаю вас, — сказала Ира, пытаясь взять в толк, что именно означает это слово. — Поручение? — повторила она.
— Да, именно.
— И какого рода?
— Я хотел бы изложить при личной встрече. Это не телефонный разговор.
Нежный лоб покрылся испариной. Неужели от него? — явилась первой мысль.
Ира молчала, ожидая продолжения. Феклуша, мгновенно почувствовав напряжение хозяйки, подошла к ней и положила голову на колени.
— Мы могли бы с вами встретиться завтра? Днем, — добавил мужчина.
Ира вдруг заметила немытую чашку на столе рядом с рукописью, неровно поделенной на две стопки. Слева прочитанная, меньшая. Она поморщилась. Уже среда, а в пятницу прибудут за работой адвентисты из-под Тулы. И что она им отдаст? Она же не успеет!
— Встретиться? Завтра? — повторила она. — Днем?
— Да. Со мной.
— Хо-ро-шо, — чеканно проговорила Ира, думая совершенно о другом.
— Завтра в двенадцать на Центральном телеграфе. У четвертого окна. Я буду... — Мужчина объяснил, как его узнать.
6
— Я не могу без тебя, — шептал он ей, — я не могу без тебя.
Они сидели в темной комнате в зимний январский вечер. Кукушка на стене деревянно куковала, никто из них не считал, сколько раз она ударила по тишине. Прикосновения его жарких губ, его языка, на удивление прохладного, кружили голову, она, ни о чем не думая, отвечала ему со всей накопившейся страстью. Потом он уложил ее на диван, и в свете уличного фонаря она увидела, как его рубашка полетела на пол, за ней последовала белая футболка, краешек которой выглядывал между кончиками воротника в черно-белую клеточку. Он наклонился и неожиданно нежно прикоснулся губами к щеке. Кровь бросилась к животу, она потянулась к нему и повалила его на себя.