Между нами повисла пауза. Я смотрел на свою ученицу и не мог собраться с мыслями. Я сделал несколько шагов, и взял в руки портфель девушки. В первую секунду она не поняла, что происходит.
- Ну мистер Лайнфорт, - умоляюще застонала она, - не читайте.
Элизабет закапризничала, словно маленький ребёнок. Она попыталась забрать у меня ноты, которые я достал из её рюкзака, но я не давал ей этого сделать. ++++++Между нами постепенно возникала атмосфера веселья. Наш смех разливался по комнате, Элизабет подпрыгивала, пытаясь отобрать у меня ноты, а я поднимал их над головой, отмечая разительную разницу в росте. Бет цеплялась за рукава моей рубашки, но всё равно не могла достать до бумаги с нотами.
- Ладно, - успокоилась Элизабет, признав поражение, - только раз уж читаете, скажите, какие недостатки, что нужно исправить.
Я кивнул головой и погрузился в мир нот. Мне не требовалось играть эту мелодию на фортепиано, она сама собой проигрывалась у меня в голове, я читал ноты, словно книгу, в точности воспроизводя каждый кусочек. Кто-то считает это гениальностью, но когда годами посвящаешь себя музыке, она тоже понемногу начинает посвящать себя тебе.
Элизабет встала рядом, и так же рассматривала ноты, будто видела их впервые. Время от времени она бросала на меня короткие взгляды, думая, что я этого не замечаю.
- Смотри, здесь лучше заменить си на соль, аккорд должен прозвучать глубже, - я ткнул пальцем в одно место, затем в другое, - тут лучше добавить пиано, попробуй сыграть это более плавно.
- Угу, - тихо ответила Элизабет. Наши голоса как-то вдруг начали звучать приглушённо.
- А здесь лучше вообще сменить тональность аккорда, звучание выйдет более мелодичным.
В классе стало слишком тихо, я слышал только умеренное дыхание Элизабет и то, как глухо бьётся моё сердце.
- А здесь? - девушка дотронулась пальцем бумаги, и наши руки на мгновение соприкоснулись. Я сделал вид, что не обратил внимания, но на самом деле, уже всё пошло кувырком.
- Здесь всё хорошо. Думаю, если ты сделаешь все эти поправки, то получится неплохое произведение, - я отложил листы в сторону и смотрел на свою ученицу, которая находилась внутри моего личного пространства. - Я, конечно, могу давать советы только по технической части. Ты сама должна чувствовать мелодию и вкладывать в неё то, что хочешь. Думаю, я правильно понял то, что ты хотела передать этой музыкой, и сделал верные поправки.
За считанные минуты от недавнего ребячества не осталось и следа, комнату поглотило тягучее молчание. Бет о чём-то задумалась, и, казалось, не замечала моего присутствия.
- И давно ты пишешь? - я решил нарушить тишину.
Элизабет аккуратно забрала ноты из моих рук, едва коснувшись меня холодными пальцами.
- Ну, на самом деле, это первое, что я написала. Мне это помогло выплеснуть некоторые эмоции, - тихо звучал голос Элизабет. На смену детской радости, что переполняла её несколько минут назад, пришло нечто другое, мрачное. - Я думала, создание музыки как-то поможет приглушить то, что творится у меня внутри, но, кажется, для этого мне придётся написать не одну такую мелодию, - тень горькой улыбки скользнула на её лице. Она опустила взгляд в пол, и казалось, что на её щеках вот-вот появятся слёзы. Меня удивило, что эта девушка способна испытывать такие тяжелые эмоции, которые я прочитал в одном только предложении.
Откуда в тебе столько боли?
Элизабет всегда казалась мне весёлой, беззаботной девочкой, которая всегда находится в хорошем настроении, но с начала этого учебного года она стала другой.
- Но всё равно я останусь неуслышанной, мистер Лайнфорт. Многие люди, которые, казалось бы, очень проницательны, на самом деле глухи до невозможного.
-Может, они просто не хотят слышать? Не могут себе позволить?
В несколько мгновений из счастливой, смеющейся девушки, Элизабет превратилась в хрупкий сосуд, наполненный печалью и болью, и я не знал, что послужило причиной такого резкого изменения. Или знал?
- Знаешь, Элизабет, я все понимаю, мне тоже было семнадцать. Это возраст, когда мы доверяем сердце любому, кто согласится его принять, а потом этот человек по неосторожности его разбивает, - я говорил медленно, осторожно. - Но чаще всего это всё не так серьёзно, как кажется, просто некоторые люди любят слишком драматизировать.
Элизабет резко подняла на меня взгляд, полный слез. Голубой цвет её глаз сейчас не был таким, каким я привык его видеть, он был холодным словно лёд. В этих глазах читались обида, возмущение.
Элизабет стояла в немом недоумении, пытаясь подобрать нужные слова.