— Но человека, которому ты их посылал, не существует!
Я коснулся ее руки, лежащей на столе, будто желая убедить ее в том, что она существует, но она убрала руку.
— Ты написал их на четыре года позже, чем нужно было!
— В них есть то, что неподвластно времени.
— Ведь я сейчас так слаба и несчастна…
— Я тоже. По мнению наших друзей, я шпион, по своему собственному мнению, — изменник. Ты — единственное мое прибежище…
— Вернее, лекарство!
— Мне не остается ничего другого, кроме смерти или безумия.
— Я изменница уже давно, — тяжело вздохнула она.
— Нет, ты всегда была образцом ложной преданности…
— Это всего лишь иное определение измены. Я измучилась…
— Мы сами мучаем себя, как будто в этом весь смысл нашей жизни! — воскликнул я.
Мы молча смотрели на Нил, лениво катящий мутные волны. Протянув над столом руку, я коснулся ее ладони и нежно сжал в своей.
— Мы с тобой в плену у предрассудков, — прошептал я.
— Мы пали гораздо ниже, чем ты себе представляешь, — печально сказала она.
— Однако мы выйдем из испытания как чистый, без примеси, металл.
Я ощутил непреодолимое желание, толкающее меня к пропасти.
В ожидании поезда на каирском вокзале я встретился со своим старым другом — журналистом довольно прогрессивных взглядов. Он встречал человека, который должен был приехать с канала. Мы пошли в буфет.
— Какая удача — я давно хотел с тобой увидеться.
Интересно, чего он хочет? Ведь мы не общались со времени моего назначения в Александрию.
— Что привело тебя в Каир? — неожиданно спросил он.
Я недоуменно уставился на него.
— Мы друзья, и я буду с тобой откровенен, — сказал он. — Говорят, что ты приезжаешь в Каир только ради мадам Фавзи!
Он, очевидно, ожидал, что его слова встревожат меня. Но я спокойно ответил:
— Ты же знаешь — она нуждается в поддержке.
— Я знаю также…
— Ты знаешь также, — прервал я его, — что я давно люблю ее!
— А Фавзи?
— Он благороднее, чем ты думаешь.
— Мне, как твоему другу, тяжело слышать, что говорят о тебе! — вздохнул он.
— А что говорят?
Но он промолчал, и я сказал раздраженно:
— Говорят, что я шпион, что вовремя сбежал, а теперь пробрался в дом старого друга!
— Я хотел только…
— Ты веришь этому!
— Нет… нет… И ты можешь так думать обо мне?..
По дороге в Александрию я пытался разобраться в своих противоречивых чувствах. Это оказалось мне не под силу.
Мне захотелось посидеть немного в кафе «Трианон». Но еще с улицы я увидел за столиком Сархана аль-Бухейри и Хусни Аляма. Они были мне отвратительны, и я повернул обратно. Низкие редкие облака неслись по небу. Дул резкий порывистый ветер. Я шел по набережной. Волны прибоя, взмывая вверх, обдавали тротуар брызгами. Я говорил себе, что необходимо встряхнуться — может, тогда душевное равновесие вернется ко мне.
Зухра принесла мне чаю и еще с порога выпалила:
— Приезжали мои родственники, чтобы забрать меня, но я отказалась.
Несмотря на мое апатичное состояние, дела Зухры были мне небезразличны. Я одобрил ее:
— Ты хорошо сделала!
— А знаешь, даже Амер-бек советовал мне вернуться в деревню…
— Просто он боится за тебя.
— Почему ты не улыбаешься, как обычно? — она пристально смотрела на меня.
Я через силу улыбнулся.
— Я поняла! — воскликнула она. Твои поездки каждую неделю и задумчивость… Я права?
Я продолжал улыбаться, и она радостно сказала:
— Я хочу быть на твоей свадьбе!
— Да услышит тебя аллах, Зухра…
Между нами установилось полное взаимопонимание. Зухра весело смеялась. Но я сказал:
— Есть один человек, который не дает мне покоя…
— Кто он?
— Человек, изменивший своему долгу, предавший своего друга и учителя!
Она нахмурилась.
— А можно ли простить его вину, если он любит? — спросил я.
— Любовь предателя нечиста, как и он сам! — сказала она с отвращением.
Я погрузился в работу. Но всякий раз, как нервы не выдерживали и мысли начинали путаться, ехал в Каир. Там счастье любви. Да, я был счастлив, когда Дария, отбросив сомнения, оставила свою руку в моей. И все же я испытывал лихорадочное беспокойство. Мною владели странные мысли. Однажды я сказал ей:
— Я любил тебя давно, ты это знала. Почему же ты вышла замуж?
— Мне казалось, ты колебался, — сказала она с грустью. — Я встретила Фавзи и была увлечена силой его характера. Ведь он, как никто другой, достоин всяческого уважения.