Таня, видимо, уловив мои душевные метания, но не просыпаясь, погладила меня по голове и как ребёнку прошептала: «Тчш-ш», подвинулась ближе и перекинула руку через талию. От её телодвижений и сонного голоса во мне проснулся совсем не джентльмен, который настойчиво предлагал разбудить такую манящую Танечку и немного пошалить с утра.
Вот зуб даю, что ничем свои мысли не выдал: тренированный организм не ускорил сердечный пульс, дыхания не изменил, но Таня потянулась, задев мою руку грудью, и открыла глаза.
— Чего ты не спишь, Сашенька? — Приподнялась повыше и поцеловала в подбородок, потом потёрлась носом о плечо и улеглась на подушку, глядя мне в глаза.
— Хочу предложить тебе шалости с утра, а совесть не позволяла разбудить. — Я перекатился и навис над Танечкой. — Но раз ты проснулась сама… А почему, кстати, проснулась?
— Не знаю, — Таня пожала плечами и пробралась ручками к члену, обхватила ладошкой, провела вверх и вниз. — Выспалась, наверное, — улыбается и так невинно глазками хлопает, а ручки уже вовсю шалят.
Ну, а когда у женщины с утра такое игривое настроение, надо обязательно поддержать. Что я, собственно, и сделал.
Капля горечи и капля горя
ГЛАВА 14. КАПЛЯ ГОРЕЧИ И КАПЛЯ ГОРЯ
Александр
Журавлика из белой эмали в золотом контуре я увидел случайно в рекламе известного ювелирного магазина: растянув на тонких пальцах, девушка держала подвеску, и на фоне какая-то очередная шедевральная фраза про любовь от ушлых маркетологов. Но вспомнил о ней только после того, как Тьянка подарила мне бумажного журавлика на счастье. Тогда-то и решил, что подарю ей такой кулон при случае. Он для меня имел большое значение, так что Таня не должна отказаться.
Заказ привезли в течение двух часов, когда мы после завтрака отдыхали на улице. Пока позволяла хорошая погода, расстелили на участке плед и загорали, потягивая домашний лимонад и похрустывая печеньем. У меня даже мелькнула мысль попросить Михея посадить нам парочку деревьев или кустов. Он из той категории людей, которые палку в землю воткнут — всё укоренится и зацветёт. Лениво подумал, что надо с Катей и Таней посоветоваться. Ещё небольшую детскую площадку сообразить, горку, качели там.
Я лежал и впитывал в себя эти ощущения солнечного Таниного спокойствия и искристой Катиной радости, чувства сплочённости и единения с девчонками, общности. Откладывал эмоции в глубине души, чтобы помнить, что мне есть куда возвращаться, есть место, где меня очень ждут.
Вначале думал подарить кулончик утром при Катерине, а потом сообразил, что ей-то ничего не купил, не подумал как-то. Не осознал я ещё, что у меня теперь две девочки и обижать ни одну нельзя.
Улучил момент после обеда, затащив Танечку в спальню, прижал к стене и между поцелуями надел цепочку на шею. Замочек, зараза, такой маленький, с первого раза не застегнуть. Таня в чувственном угаре от моих настойчивых поцелуев не сразу и сообразила, что к чему. Потом только заметила мои попытки, отстранилась и, рассмотрев кулон, спросила:
— И где ты такого журавлика только нашёл, Саш?
— Давно видел, запомнился, — подставляя лицо под лёгкие порхающие поцелуи, рассказывал, — а когда ты бумажного сложила мне и счастья пожелала, сразу вспомнил про подвеску. Это тебе на счастье.
Спасибо Танюшино потонуло в поцелуях.
— Тань, — позвал её, отдышавшись после быстрого, но от этого не менее сладкого и яркого секса. — Это ещё не кольцо, но уже заявление о серьёзных намерениях.
Она, стараясь пригладить растрепавшиеся волосы и одновременно поправить сбившееся бельё, посмотрела на меня ещё неясными глазами, явно не выплыв из чувственного удовольствия, скатилась с меня и опёрлась о стену, облизала губы и кивнула.
— Возражений не будет? — усмехнулся я, натягивая спущенные домашние штаны на место.
Она только покачала головой. Проводила взглядом мои штаны, сглотнула и перевела взгляд на лицо.
— Ты не шутишь?
— Нет. А что, похоже на шутку?
— Не очень.
— Я серьёзен как никогда. И насчёт Кати не переживай: твоя дочь — моя дочь. Мы ей потом сестричку или братика родим.
Таня судорожно вздохнула, уткнулась носом мне в грудь и уже оттуда произнесла: