Однажды Люба собиралась провести вечер с подругой, встретились, как было договорено.
– Я отлучусь минут на пять, – сказала подруга, – умер знакомый артист. Надо проститься с ним. Я уже купила цветы.
– Артист? – переспросила Люба?
– Артист, – повторила подруга.
– Тогда я тоже прощусь с ним. Можно?
– Разумеется, – отозвалась подруга и разделила букет на две части.
Люба положила цветы у ног лежащего в гробу человека, отошла в сторону, невольно стала вглядываться в черты лица покойного и побледнела, узнав в нем Валерия Макарова. Чтобы не упасть, обняла подругу, поразившись ранней смерти пусть когда-то, но близкого ей человека, и, вероятно, вспомнив то хорошее, что было между ними, а оно было – любовь и мечты о счастье, без чего не возникает союз юных сердец.
Судьба распорядилась так, что Люба все-таки попрощалась со своим первым мужем и отцом сына, который стал хорошим и известным артистом, чего не удалось сделать отцу.
Увы, жизнь не столь милосердна к людям вообще, а тем более к талантливым, для которых в состоянии творческой эйфории даже физические травмы порой незаметны. Только со временем, иногда через многие годы, вспоминают они о своих неосторожных действиях, которые можно было бы избежать или обойти. И не случайно мудреют с годами, а неудачи и беды в молодости закаляют их характеры, помогают понимать и переживать неудачи других людей.
Глава вторая
Эстрадные страсти
На эстраде случилось непредвиденное, впрочем, произошедшее далеко не впервые. Ушел из жизни талантливейший руководитель коллектива, его сердце и мозг, человек в полном смысле незаменимый, и сразу стало чахнуть его прекрасное создание. На этот раз подобная беда обрушилась на ведущий или, как говорили, «фирменный» коллектив эстрады, на Государственный московский мюзик-холл. Ликвидированный в послевоенные годы как представитель космополитического западнического направления в искусстве, он был восстановлен режиссером – новатором и тружеником Александром Павловичем Конниковым, человеком сколь талантливым, столь честным и скромным. Он успел создать два сюжетных мюзикхолльных представления: «Москва – Венера, далее – везде», где, кстати, родилась знаменитая песня Владимира Войновича о космонавтах «Четырнадцать минут до старта», и обозрение о современном времени и прошедшем и о том, как оно использовалось людьми, чьи нравы, несмотря на бегущие годы, менялись в лучшую сторону чрезвычайно медленно. Обозрение называлось «Тик-так». Собрало под свои знамена лучших эстрадников страны – изумительного артиста в жанре сатиры – Афанасия Севостьяновича Белова (в первой программе жанр юмора представляли не менее талантливые сатирики: Лев Миров и Марк Новицкий), а также ведущих певцов страны – Муслима Магомаева, Виктора Гуляева, Николая Сличенко, Нани Брегвадзе и даже известного иностранного гастролера югослава Джордже Марьяновича. И авторы представлений – опытнейшие писатели в жанре эстрадной юмористики Владимир Масс и Михаил Сервинский, Марк Слободской и особенно Владимир Дыховичный составили коллектив блестящих единомышленников и представления создали удачные на славу, всюду собиравшие аншлаги и шедшие с громовым успехом, даже в Париже, где гастролировал мюзик-холл, и Конников был признан русским эстрадным Дягилевым – создателем незабываемых русских театральных сезонов во Франции в двадцатые годы, после октябрьского переворота в России. Александр Павлович готовил третью программу с участием сатирика Геннадия Хазанова и уникального певца Валерия Ободзинского, но внезапно не стало Владимира Павловича, хотя было известно, что у него больное сердце. Смерть всегда неожиданна. И даже приблизительного равного ему по таланту и характеру организатора найти не удалось и мюзик-холл стал быстро и заметно чахнуть. Его покинули лучшие солисты и даже часть слаженного кордебалета с отлично отрепетированной программой. Но начальству Росконцерта не хотелось терять «фирменный» коллектив, и тут вспомнили о молодой, красивой и талантливой актрисе Любови Григорьевне Полищук. Ее немедленно ввели в штат мюзик-холла, наделили напарником-ведущим, но ничего близкого по уровню замысла, мастерства и культуре эстрады с конниковскими представлениями не получилось. Хотя программу взялся писать новоявленный талант сатиры, автор Михаил Михайлович Жванецкий. Его работа с Аркадием Райкиным была высоко оценена театральной общественностью, и тон в ней задавал, конечно, великий артист, очищая монологи автора от одесской разговорной шелухи и придавая им стройность цельных произведений. Я потом однажды спросил у Жванецкого, почему его ранние творения были похожи на умные литературно выстроенные монологи и даже рассказы. На что он мне с обидой в голосе ответил: «Это Райкин держал меня за шкирку». «Управлять» Жванецким, как Райкин, Люба, разумеется, не могла. Внимала ему как богу, буквально открыв от изумления рот, и в результате заполучила отнюдь не проблемный, а бытовой монолог в образе проводницы, где юмор строился не столько на умных репризах, сколько на вульгарном, грубом, и от этого смешном, поведении узнаваемой героини. Второй монолог написал эстрадный автор Георгий Териков, на мой взгляд, более удачный и социальный, чем монолог Жванецкого. Люба играла жену, влюбленную в мужа-пьяницу, рассказывала о его выходках и тут же по-своему оправдывала их, что выходило и грустно, и смешно. Этот монолог Люба исполняла в эстрадных концертах до последних выходов на сцену. Тем не менее, всего два монолога, даже при формальных интермедиях – связках между номерами, разыгрываемых ею с партнером, не могли спасти программу. Я этого представления не видел, но говорят, что Полищук участвовала даже в воздушном гимнастическом номере, что было рискованно, но даже эта ее неосторожность, не оправданная даже со стороны успеха, не привносила в программу ни оригинальности, не новизны. И песни, исполняемые солистами, случайно подобранные, не связанные с сюжетом, которого, по сути, не было, не могли равняться с вокалом признанных народом мастеров из предыдущих программ. Получился неплохой сборный концерт, из ряда тех, которых на эстраде было немало, ничем не удивлял зрителей, и они отвечали ему соответственной и малой взаимностью. Убытки от представлений росли как снежный ком в большой и ветреный сырой снегопад. Начальство еще попыталось спасти мюзик-холл, объявив в популярном журнале «Огонек», что в коллективе готовится новая программа, которую для восходящей звезды эстрады Любови Полищук пишет популярнейший автор эстрады Михаил Жванецкий. Для пущей убедительности реальности обещанного журнал поместил фотографии Полищук и Жванецкого, но, насколько мне известно, сотрудничество между ними заглохло в корне. Мюзик-холл был распущен, Люба Полищук была поставлена на график Москонцерта, что давало ей около десятка концертов в месяц, на которые она ездила с маленьким ребенком на руках и возвращалась со спящим на ее плече. Это были, пожалуй, одни их самых трудных лет в жизни Любы. Нужно было еще думать о собственном жилье и, конечно, не в центре города, а где-нибудь подешевле, на окраине, но и это стоило для актрисы (со ставкой 11 рублей за концерт) постоянной работы, и она не отказывалась от выступлений на самых дальних и не престижных концертах. Алексея пришлось отдать в интернат, что нервно травмировало и Любу, и сына. Вот как он описывает то время: «Конечно, бывало, что мы с мамой беседовали, но всякий раз я знал, что через 20 минут она опять умчится на спектакль или на съемку, или на репетицию. Поймите, не хватало у матери свободного времени ни на что другое, кроме работы. И мне казалось, весь мир устроен так: мамы редко появляются дома, так как часто бывают в разъездах, много занимаются собой, потому что им надо хорошо выглядеть, постоянно учат текст и, конечно же, на семью сил остается по минимуму. Уверен, меня хорошо поймут дети актрис, такие ситуации им отлично знакомы».