— И ты это ему сказала?
— Да, Филипп, да. Это должно было случиться, рано или поздно. Чему быть, того не миновать… Серж повел себя прекрасно, он был великодушен… Сказал, что мое чувство к тебе его не оскорбляет и не унижает… что он этим не раздавлен… что у всех у нас все будет хорошо… И все будет хорошо, Филипп, вот увидишь!
«Королева, — подумал он. — Серж назвал ее королевой. Совершенной женщиной, которую мы любим и которая из всех мужчин выбрала нас обоих — и дарит нам свои самые высокие чувства».
— Ну, веришь ты мне, наконец?
«Нет!» — подумал он.
— Да, — сказал он ей в трубку.
— Спасибо, Филипп, благодарю тебя!
Пение африканцев где-то рядом с Клод стало невыносимо громким. Потом послышался чей-то громкий смех и словесная перепалка.
— Что там у вас такое, Клод?
— Они приглашают нас с Генри к праздничному обеду. И каждый — к своему костру. Мне пора заканчивать разговор. Спи спокойно! Прощаюсь с тобой до завтрашнего вечера! Je t’aime, Philip, je t’aime![65]
Он положил трубку.
Потом он долго сидел без движения, разглядывая листья старого дерева в окне, замечая как они начинают белеть в темноте, если где-то поблизости проезжает машина с включенными фарами; все казалось ему нереальным, совершенно нереальным — его жизнь, весь мир и все, что в нем происходит.
8
«То, что вы здесь видите, это компьютеры, работающие с программами особого типа, с так называемыми нейронными сетями. Нейронная сеть функционирует так же, как, по нашим представлениям, функционирует человеческий головной мозг, используя ассоциации, синапсы[66] и так далее. Для того чтобы нейронная связь начала функционировать, ее приходится натаскивать, так сказать», — объяснял Филипп Сорель. Было одиннадцать часов двадцать минут, четверг, 17 июля, они вместе с берлинским прокурором доктором Хольгером Нимандом сидели на третьем этаже вычислительного центра в комнате длиной в тридцать и шириной в двадцать метров. Помещение было заставлено серебристо-серыми металлическими ящиками и столами, за которыми перед мониторами сидели мужчины и женщины в белых халатах. Основной краской в помещении был глубокий темно-синий цвет мерцающих экранов.
Вычислительный центр находился в здании на улице Отто Хана, которая из западной части Старого города вела в современный промышленный район Эттлингена. Белое здание находилось за двухметровой металлической стеной, чтобы с улицы никто не мог его видеть. Конечно, была здесь предусмотрена электронная система защиты со звуковой сигнализацией; за безопасность на территории отвечали круглосуточно патрулирующие охранники фирмы. По ночам здание освещалось прожекторами.
В восемь часов утра Филипп приехал сюда и первым делом представился пятерым специалистам из спецгруппы «12 июля» и поприветствовал четверых мужчин и трех женщин из «Дельфи», которых давно знал; они вместе с ним занимались «начинкой» вычислительного центра. Прежде всего его проинформировали о проделанной уже работе. Несмотря на интенсивные круглосуточные поиски, не удалось обнаружить ни малейшего доказательства того, что кто-то внес неизвестный вирус в программу установки.
Около одиннадцати часов Филиппу сообщили по телефону о приезде доктора Ниманда. Он встретил прокурора в комнате для посетителей, где подписал пропуск Ниманда. На первый взгляд прокурор производил несколько странное впечатление. Ему было лет под сорок, среднего роста, стройный, чтобы не сказать худой. Держался он неуверенно, почти заискивающе, когда говорил с сотрудниками охраны, которые, пропустив его через электронную контрольную рамку, попросили вывернуть карманы, потому что прозвучал сигнал тревоги.
Филипп видел, как Ниманд неловко выкладывал из карманов ключи, монеты, кредитные карточки и несколько пластинок из фольги с различными таблетками. Прокурор снова прошел через рамку, и на это раз сигнала не последовало. Ему вернули его вещи, и он рассовал их по карманам, а потом, смущенно улыбаясь, подошел к Филиппу.
Одет Ниманд был опрятно, но ни в коем случае не элегантно: плотный серый костюм, белая рубашка и пестрый галстук, на ногах коричневые полуботинки. Лицо у него было узкое, бледное, глаза темные, волосы черные, курчавые. Несмотря на летнюю жару, он надел светло-коричневый плащ.
Филипп не мог взять в толк, почему он производит впечатление человека неряшливого. Казалось бы, к его одежде нельзя было придраться, и все-таки складывалось впечатление, будто галстук у него не отглаженный, рубашка несвежая, туфли стоптанные, плотный костюм и плащ в пятнах и давно не знали утюга.
66
Специализированные функциональные контакты между возбудимыми клетками, служащими для передачи и преобразования сигналов. —