— Я был рад оказать вам эту услугу, — сказал он.
— Я вам благодарен за это, Рамон.
— Итак, до вечера, месье! Буду ждать вашего звонка, — попрощался Рамон, уезжая.
Филипп прошел по улице под старыми деревьями, мимо цветочных клумб и сел отдохнуть на скамейке. Он смотрел на блестящую гладь озера, на серебрящиеся на дневном свету струи фонтана и на покрытую снегом вершину древнего Монблана. Один из белых пассажирских пароходов, «Гельвеция», должен был вот-вот отчалить от пристани, и он видел суетящихся на его палубах пассажиров. Легкий западный ветер относил в его сторону капли воды от струй фонтана, и несколько из них попали ему на лицо. Вода была ледяной. Мимо него прошли четверо прохожих, и все они показались ему очень симпатичными. С каждым бывает так, что в какой-то момент ему все нравится.
Потом он зашел в «Бо Риваж», поднялся в свой номер и лег на постель. От жары и длительной прогулки он устал, но прежде чем заснуть, подумал: «Как хорошо, что в любой момент я могу пойти к себе в отель и никого своим присутствием не обременять».
Они с Клод условились встретиться в восемь вечера в ресторане, где в первый вечер пили виски. Он проснулся в семь, принял душ, надел вечерний костюм и спустился в холл с колоннами. Пройдя через бар «Атриум» и поднимаясь по лестнице на террасу, увидел, что Клод уже сидит за столиком у парапета, где они сидели в прошлый раз. И молоденький официант с лицом ребенка был тут как тут, увидев Филиппа, он поспешил ему навстречу.
— Добрый вечер, месье! Мадам ждет вас. Она сказала, что вы придете.
— Нет, — помотал головой Филипп. — Еще минуточку терпения! Мне надо позвонить по телефону. Мадам, пожалуйста, ничего не говорите!
Он быстро спустился в холл, зашел в телефонную будку и набрал длинный номер мобильного телефона Рамона Корредора.
— Рамон, это Сорель.
— Вы уже готовы, месье?
— Да. Вот если бы вы заехали за мной через час…
— Вы можете на меня положиться, месье!
— До встречи, Рамон, — Филипп повесил трубку и снова поднялся наверх.
Клод ослепительно улыбнулась Филиппу. Подойдя к ней, он поцеловал ее в обе щеки. Официант предупредительно пододвинул ему стул.
— Сейчас-сейчас, — сказал Филипп. — Мы сделаем заказ сразу.
— Прекрасно, месье, — официант все же удалился.
— Дай сначала насмотреться на тебя, — сказал Филипп. На Клод было льняное платье, расписанное цветами. Руки и плечи покрыты ровным загаром, глаза сияют, черные мелко завитые волосы блестят, и несколько прядок падают, как всегда, на лоб.
— Я тебе нравлюсь? Внешне?
— С чего ты взяла? Конечно, нет!
— Я страшненькая?
— Хуже некуда.
— Значит, я сто пятьдесят франков пустила на ветер.
— Какие еще сто пятьдесят франков?
— На завивку, — сказала она. — Я сделала себе перманент. Только для тебя.
— Ладно, тогда я тоже сделаю себе завивку. И тоже — для одной тебя.
Клод улыбнулась официанту с лицом ребенка, и тот покраснел от смущения и удовольствия. Потом он подошел к их столику вместе с осанистым метрдотелем Роже Боннером, который отдал гостям почтительный поклон. Метрдотель представил им стеснительного молодого официанта. Его звали Умберто Киокка, он был родом из Ронко, из Тессина.
Клод обсудила с Боннером меню ужина, а Умберто не сводил с нее глаз, будто перед ним было истинное чудо. Наблюдавший за ним Филипп подумал, что так оно и есть: Клод воистину чудо из чудес.
Клод и Боннер быстро обо всем договорились, и после аперитива метрдотель и Умберто не оставили их своим вниманием, а Умберто еще постоянно следил за тем, чтобы их бокалы были наполовину наполнены. Клод всякий раз благодарила взглядом молодого человека из Тессина, и тот краснел и смущался. На парапете перед ними стоял ящик с пеларгониями, а внизу на набережной Монблан катили легковые машины. На пассажирских судах и на небольших яхтах уже светились огни, фонтан подсвечивался, и струи его отливали золотом на фоне пламенеющего вечернего неба.
— Выходит, завтра начинаем, — сказала Клод. — Мы с тобой пойдем в запасник, где я буду делать снимки с работ Магритта. А Серж с работниками Пти Пале снимет со стен картины прежней экспозиции. А потом в выставочные залы пойдем на смену им мы. Вот тут-то и начнется настоящая работа, только держись! Сегодня мы бездельничаем в последний раз на несколько недель вперед. Давай же воздадим этому вечеру должное!
Великолепный ужин и впрямь заставил их забыть обо всем остальном. И только за кофе, который им подал блаженствовавший в этот вечер Умберто, Клод вернулась к давнему разговору о Магритте.