Он сказал:
— Выпьем за Сержа! Ле хаим!
— За Сержа! Ле хаим! — Она подняла рюмку.
Она посмотрела на него, и он не отвел своего взгляда. «Нет, — подумал он с горечью. — Нет, это исключено, совершенно исключено! Я не имею права никого приближать к себе. Если не хочу причинять ему боль…»
— Так вы нас простите?
Он непонимающе взглянул на нее, глубоко уйдя в свои мысли.
— Извините?
— Я спросила, простите ли вы нас с Сержем?
— О-о, — протянул он, кивнув. — Конечно! И больше об этом ни слова! Я отлично понимаю вас — при моей-то профессии…
— Вы увидели в галерее мои снимки… и поэтому вам захотелось поговорить со мной. Мы это наверстаем, не здесь, не сегодня. Вы ведь пробудете некоторое время в Женеве, и мы встретимся.
«Нет, нет, нет! — подумал он. — Нет, этого нельзя допустить! Конечно, это было бы великолепно! Но это исключено. Совершенно исключено!»
— Вы знаете Женеву?
— Нет.
— А когда у вас доклад?
— В следующую среду.
— До этого вы очень заняты?
Он, наконец, посмотрел ей прямо в глаза, и при этом сердце у него заколотилось и заметно начало дергаться левое веко. «Нет, — опять подумал он. — Надо поставить точку! Чтобы не было никаких неясностей! Скажу ей, что я, дескать, страшно занят, буквально ни одной свободной минуты! А жаль…»
— Ничем особенным я не занят, — сказал он и подумал: «Проклятье, вот проклятье!»
— Это хорошо, — сказала она. — Я тоже ничем не занята. Не хотите ли, чтобы я показала вам город?
— Конечно, хочу, — согласился он. — Но ничего не выйдет…
— Почему? Разве вы сами не сказали только что, будто никаких неотложных дел у вас нет?
«Этого мне не выдержать, — подумал он. — После стольких лет. Такая женщина. Но нельзя! Я не имею права навязывать ей себя…»
— Это было бы прекрасно, — сказал он.
— Вот видите! — она снова улыбнулась. — Может быть, встретимся завтра? Перед вашим отелем, часов в десять утра?
— В десять… замечательно, — произнес он думая: «Что с того, если она покажет мне город? Завтра осмотрим город — и после этого встречаться больше не будем. Хотя и это с моей стороны уже ошибка, потому что даже такая встреча — это слишком много, слишком много! Надо было твердо говорить «нет!» — и только! Да, а теперь уже поздно давать задний ход. Надо что-то сказать. Надо сказать что-то…»
— У вас пустой стакан, — сказал Филипп Сорель. — Еще виски?
— Да, пожалуйста. Надо же нам выпить за примирение!
Она подозвала обходительного молодого официанта и жестом дала понять, чего хочет.
Тот кивнул.
Когда он принес заказ и Сорель опять разлил виски в стаканы, Клод Фалькон предложила:
— На этот раз выпьем за вас!
— Нет, спасибо, прошу вас, не нужно.
— Обязательно нужно, — сказала она. — И без всяких возражений! Я вам и от имени Сержа говорю! Ле хаим!
— Ле хаим! — ответил он и с неожиданной грустью подумал: «Повезло же ему, этому Сержу!..»
— Вы уже давно с ним знакомы?
— С кем?
— С Сержем.
— А, с Сержем. Очень давно. С тех пор, как я живу в Женеве… Погодите… Сейчас мне тридцать шесть… Одиннадцать лет назад я переехала из Парижа…
«Одиннадцать лет назад, — подумал он, я перебрался из Гамбурга во Франкфурт…»
— С тех пор мы и знакомы с Сержем. Он оказался здесь примерно в то же время, что и я. Десять лет назад открыл свою галерею, в Старом городе на площади Ле Карре.
— А почему он уехал из Парижа?
— Знаете ли вы, кто такой Ле Пен?
— Еще бы.
— Тогда он был во Франции на гребне успеха. Неонацисты не только в Германии водятся, месье. Вот так Серж и попал в Женеву. Здесь он чувствовал себя увереннее. Надеюсь, на это у него есть все основания.
— А как здесь оказались вы?
— Здесь много фотоагентств, — сказала Клод. — И одно из них предложило мне договор с очень хорошими условиями. А через два года я с этим агентством рассталась и работаю теперь как свободный художник. Для фотографов это хороший город. Здесь делается большая политика… Да и само положение города… Из Куантрена самолет за какие-нибудь несколько часов доставит меня на любой театр военных действий. Вы меня понимаете?