Знание любовных фильмов и жанровых сцен делает секс и романтику просчитываемой наперед и предсказуемой. Фильмы формируют стандарты, понятные многим людям, которые их затем более или менее точно воспроизводят. Если мы испытываем чувства, то с их помощью даем названия своим эмоциям. Принужденные действовать в обществе, мы цивилизуем наши представления согласно принятым образцам. Можно продолжить фразу Ларошфуко о том, что большинство из нас никогда бы не влюбились, если бы никогда не слышали о любви: мы бы никогда не вели себя, как романтики, если бы по телевизору нам не сказали, что это такое.
Это парадоксальный феномен нашей эпохи: интимность стала открытой и общедоступной. То, что мы считаем своими самыми интимными представлениями, становится открытой романтикой в эпоху массмедийной воспроизводимости. Извращенность этой романтики достигает своего апогея, когда певицы типа Сары Коннор или телеведущие вроде Гюльчан Караханджи делают из своего любовного интима романтические сериалы «Любовь Сары и Марка» или «Свадебные грезы Гюльчан». Сцена за сценой фильмы о Барби, предназначенные для детей и инфантильных взрослых, формируют наиболее популярные любовные клише. Затасканный образец, состряпанный на телевидении, задает пример, которому следуют телевизионные персонажи в своих рекламируемых чувствах — копия, как копия копии. Тема обычно называется так: истинная романтика. Но никто не смеется.
Посредническая роль телевидения в показе интима настолько очевидна, что она, как пишет Кристиан Шульдт, «выполняет обязательства по воспитанию». Если бы видеоклипы, ток-шоу и реалити-шоу, реклама и ежедневные мыльные оперы не внедряли в народ представления о любви и образцы любовного поведения, то многие люди, вероятно, до сих пор бы не знали, что им делать в постели и в супружеской жизни. В результате вместо истинной оригинальности царит растерянность, а ожидания партнеров все меньше соответствуют друг другу.
Средства массовой информации одновременно стабилизируют и подталкивают уровень наших ожиданий, ибо оборотной стороной предварительного задания ожиданий является их невыносимое завышение. Чем больше мы узнаем о сексуальной и душевной жизни других, тем шире возможность сравнения. Вопрос только, с чем сравнивать? Соития в порнофильмах имеют такое же отношение к реальному сексу, как Дональд Дак к настоящей крякве. Представления о нормальной любовной жизни, какие мы ежедневно наблюдаем в мыльных операх, удалены от реальности не меньше. Окруженные и стиснутые со всех сторон фальшивыми образцами, мы с трудом выдерживаем свалившееся на наши плечи бремя. Любовь по версии «правильного» телевидения встречается в жизни так же редко, как медийный секс и медийная семейная жизнь.
Тот, кто ориентируется на образцы, внушаемые средствами массовой информации, рискует оказаться под невыносимым гнетом. В то время как читательницы любовных романов XVIII и XIX веков должны были терпеливо ждать исполнения в браке своих эротических мечтаний, мы можем ничего не ждать, а просто уйти. Собственно, сегодня Сара Коннор уже не crazy in love[6], а просто crazy[7]. Для развода не нужно многого, пусть даже это всего лишь нехватка денег на прокрутку совместной киноленты: рекламного пития баккарди на берегу Южного моря или совместного выкуривания утренней сигареты над панорамой черепичных крыш Парижа. Волшебство «романтической бедности» оказывается недолговечным. Достаточно с нас одной Золушки. Но, кто знает, может быть, упадок и крах нашего романтичного среднего класса создаст и здесь новые образцы для подражания: эротика в кабине экскаватора, разделенная плитка шоколада у костра из автомобильной покрышки под железнодорожным мостом или «Свадебные мечты» получателей социального пособия из Биттерфельда. Нужна лишь креативность! Вперед, супергений германского кино 2008 года Михаэль Хирте укажет нам путь в светлое будущее.
Затраханные и гиперсексуальные
В 2008 году, на сорокалетием юбилее движения 1968 года, Уши Обермайер призналась журналистам «Штерна», что она хотела общества секса и рок-н-ролла. Сегодня, сорок лет спустя, эта утопия самым беспощадным образом становится реальностью. 1968-й восьмой год действительно изменил страны Запада. Теперь здесь вездесущими стала эстетика и сексуальность. Значение, какое сегодня придают мужской и женской привлекательности, никогда прежде не было столь велико, как сегодня. Модные журналы, телевидение и реклама раздувают культ привлекательности, уникальный культ во всей культурной истории человечества. Тысячи отретушированных лиц поджидают на обложках журналов алчущих покупателей. Невозможно словами описать переворот, который этот феномен производит в наших мозгах. Если мужчина каменного века для воспитания понятия о привлекательности мог выбрать из десяти — двадцати женщин, то теперь счет пошел на миллионы.