– Спасибо, Хариза, – растрогался викарий.
Когда гости уходили, он долго махал им вслед.
Сейчас он выглядел намного жизнерадостнее, чем в самом начале их визита.
Уже за воротами Хариза выразилась более откровенно:
– Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться уволить такого блестяще образованного человека, как наш викарий!
– Я полагаю, Жерве просто об этом не знает, – ответил полковник. – Мне не представилось случая сообщить ему о роли викария в жизни Обители и всего поместья.
– Значит, надо сообщить ему об этом сейчас же! – воскликнула Хариза. – И пусть напишет своему капеллану, чтобы не приезжал!
Полковник молчал, и Хариза прибавила:
– Никогда не ждала от Жерве особой религиозности.
– И я тоже, – согласился полковник. – Но не волнуйся, моя дорогая, я во всем разберусь и наставлю Жерве на путь истинный.
– Надеюсь, в дальнейшем обойдется без всяких сюрпризов, – заметила Хариза. – Я вам не говорила, но миссис Буш намекнула вчера, что маркиз собирается уволить кое-кого из слуг.
– О Боже! – воскликнул полковник. – Уж не намерен ли он избавиться от нее или от Доукинса? На них держится весь дом!
– Вот и я так подумала. О папенька, поговорите с ним как можно скорее, и заставьте его понять: если он осмелится что-то изменить здесь, то просто разрушит Обитель. Зачем нужны новые порядки или новые люди, когда все и так замечательно?
– Я постараюсь, – пообещал полковник. – С другой стороны, как тебе хорошо известно, маркиз Моуделина имеет право сам устанавливать законы.
– Нет, не имеет, если этим он причиняет вред людям, которые нам дороги, – возразила Хариза.
Мистер Темплтон ничего не ответил.
Но по тому, как он сжал губы и выпятил подбородок, она поняла, что он в гневе.
Эти признаки также указывали на то, что он готов немедленно кинуться в бой.
Только слишком самонадеянный человек, подумала Хариза, решился бы бросить вызов ее отцу, когда тот уверен в своей правоте.
Наконец экипаж подъехал к парадному входу.
Они поднялись по ступенькам и лицом к лицу встретились с вышедшим им навстречу маркизом.
– Как я счастлив, что вы приехали! – радостно молвил он. – Теперь вам не придется скучать в моем обществе, потому что из Парижа только что приехали двое моих друзей. Они с нетерпением ждут встречи с вами, и я уверен, вам с ними будет так же весело и интересно, как мне.
Он провел их в гостиную.
Там они увидели двоих: мужчину и женщину.
Глядя на гостью маркиза, девушка невольно подумала, что никогда ей еще не доводилось видеть столь шикарной и к тому же столь необычной дамы.
– Аристея, дорогая, – сказал маркиз, – позволь представить тебе мою прекрасную кузину, Харизу Темплтон, и ее отца, полковника Лайонела Темплтона, который оказывает мне неоценимую помощь в исполнении моих новых обязанностей.
Затем, повернувшись к Харизе и полковнику, он представил гостью:
– Мадам Аристея Дюба, моя старинная и самая близкая подруга.
– Я просто очарована встречей с вами! – Мадам Дюба взглянула на Харизу, а потом на мистера Темплтона из-под длинных черных ресниц. – Разумеется, полковник, Жерве расхваливал ваши добродетели, теперь я воочию убедилась, что он ничуть не преувеличивал.
Она говорила по-английски легко, но все же с заметным акцентом.
Ее нельзя было назвать красавицей; ее притягательная сила таилась в сугубо женском обаянии.
С отцом Харизы она говорила томным голосом, строя при этом глазки и откровенно кокетничая.
Между тем маркиз обратил свое внимание на другого гостя, довольно симпатичного молодого человека.
– А это еще один мой старый друг, – сказал он. – Мы с ним ровесники, и он стал мне почти братом. Граф Жан Суассон и я учились в одной школе и, конечно, окончили ее с отличием!
Граф обменялся рукопожатием с полковником, а потом всецело сосредоточился на Харизе.
– Вы прекрасны! – воскликнул он. – Вы завоевали бы Париж в тот самый миг, когда ступили бы на его мостовые!
– Мне совсем неплохо и в Англии, – улыбнулась Хариза, – хотя вам, наверное, она представляется весьма скучной.
– Нет и нет, если здесь вы! – пылко возразил граф.
Взгляды, которые он на нее бросал, Хариза сочла более чем выразительными.
Она подошла поближе к отцу.
Полковник стоял у окна и показывал мадам Дюба сад.
Маркиз расставил на подносе бокалы и налил всем шампанского.
Хариза думала, что он предложит гостям чай.
Впрочем, решила она, для маркиза это было бы слишком по-английски.
Вероятно, он велел Доукинсу не приносить великолепный серебряный поднос со старинным грузинским сервизом, в который входили чайничек, молочник и сахарница.
И, разумеется, напрасно пришлось бы ожидать восхитительных булочек, сандвичей и ромовых пряников.
Наверное, решила Хариза, они будут поданы к ужину.
Жерве вышел на середину комнаты, держа в каждой руке по бокалу.
– Я уверен, тебе как раз не хватает именно этого, Жан, – обратился он к графу. – И вам, Хариза, бокал шампанского тоже не повредит.
– Спасибо, не надо, – ответила девушка. – В это время суток я предпочла бы стакан лимонада.
– По-моему, вы не совсем правы, – вмешался граф. – Это исключительное, прекрасное вино. Я только что привез его из Франции по просьбе моего друга Жерве, и, уверяю вас, оно оправдывает каждый франк, который мне пришлось за него заплатить!
Хариза ничего не ответила.
Она размышляла о том, что Жерве сейчас находится в стесненных обстоятельствах и уже вынужден был просить ее отца одолжить ему денег.
Он, без сомнения, допускал оплошность, расходуя немалые суммы на вино.
К тому же о его расточительстве непременно начнут судачить в деревне, а в конечном счете – и во всем графстве.
Мадам Дюба все еще оживленно беседовала с полковником.
Маркиз принес Харизе стакан лимонада, и она присела на диван.
Граф сел рядом, и ей показалось, будто он придвинулся к ней ближе, чем следовало.
– Я всегда говорил, что английские девушки красивы, – произнес он высокопарно, – но теперь просто очарован, ослеплен, одурманен одной из красивейших женщин, каких я когда-либо видел в своей жизни!
– Едва ли вы можете надеяться, что я в это поверю, – осадила его Хариза, – в то время как в Англии без конца твердят: мол, француженки очаровательнее всех девушек в мире, поскольку обладают тем, что вы называете «шарм».
– Шарм можно приобрести, но красота дается от Бога, – парировал граф.
Маркиз, слушая их, рассмеялся.
– Отлично, Жан! – воскликнул он. – Я никогда не сомневался, что ты за словом в карман не полезешь, но то, что ты сейчас изрек, по-английски звучит даже лучше, чем по-французски!
– Клянусь, по-французски я мог бы выразить свои чувства более страстно, будь я уверен, что мадемуазель меня поймет.
– Если вы таким образом желаете спросить, говорю ли я по-французски, – с холодком в голосе промолвила Хариза, – то могу вас заверить, да, и весьма неплохо.
Ее мать утверждала, что девочка говорит по-французски с парижским акцентом.
– Так докажите мне, что в ваших устах мой родной язык звучит еще очаровательнее, чем ваш.
Слова графа Хариза расценила не иначе как вызов.
– Я буду говорить по-французски с одной-единственной целью: чтобы вы не подумали, будто лавры полиглота принадлежат исключительно вам, – ответила Хариза по-французски.
Граф Суассон засмеялся и зааплодировал.
– Браво! Великолепно! Теперь я знаю, что лавры мне больше не принадлежат, и остаюсь всего-навсего покорным рабом у ваших ножек!
«До чего же он смешон!»– подумала Хариза, глядя на его игру.
Как и Жерве, граф был чересчур нарядно одет, а для деревни, пожалуй, даже вызывающе.
Хариза готова была поспорить, что другим Моудам он не понравится.
Не столько сам по себе, сколько в качестве ближайшего друга главы семейства.