Все советские праздники, основные торжественные гуляния начинались на студии, а заканчивались в нашей гостинице. Часто непосредственно в моем номере. Помню, как однажды драматург Слава Гервасиев ворвался в мой номер с бутылкой дорогущего «Камю» — очень хотелось ему наладить производственный контакт со сценарными начальниками. Но мои гости уже порядком выпили и собирались по домам. Он не вынес обиды — и стал поливать коньяком пол в моей комнате. Контакт «подмок». А номер еще долго хранил половой французский аромат.
Гости всегда были моим праздником. Но сплошные праздники тоже могут надоесть. И иногда на настойчивый стук в дверь — «Мы зайдем? У нас тут все с собой», — отвечала: «Я работаю». Что было правдой. На меня обижались. Люди, приехавшие в гостиницу на время, не понимали, что я-то гостиничный номер уже воспринимала как свой дом. Мне хотелось побыть одной, иногда даже действительно поработать. А иногда просто почитать.
Я нашла спасительную формулу отказа.
Стук.
— Мы зайдем? У нас тут джентльменский наборчик…
— Извините, я не одна.
— О, простите! — понимающе и уважительно слышалось из-за двери.
И на цыпочках удалялось по коридору.
Но теперь по «Мосфильму» поползли слухи о моей пестрой личной жизни. Вопросы от любопытства расталкивали друг друга: спит? И с кем же спит Сурикова? С кем? Сурикова?
Они меня достали.
— С кем, с кем… Ни с кем! Со мной заснуть невозможно!
Вопросы улеглись… Слухи побежали дальше. Я их не останавливала — некогда было. Мне хотелось снимать кино.
В гостинице я прожила четыре года. Там же со мной потом поселилась дочь Кирюша, которую я забрала из Киева. Мы придвинули к моей кровати два кресла, покрыли ковром. Получилась отличная двуспальная кровать. Кирюша «врубила» магнитофон. Вначале я дернулась, потом остыла. Поняла, что музыка повисла между нами, как спасительная ширма.
ДЕБЮТ НА «МОСФИЛЬМЕ»
Я не собиралась всю жизнь дразнить крокодилов ради трехминутного сюжета. Искала сценарий для большого фильма.
В Объединении комедийных и музыкальных фильмов, которое тоща возглавлял Данелия, мне дали почитать сценарий Эмиля Брагинского. Он назывался «Суета сует». Нельзя сказать, что я взяла его теплым со стола Брагинского. Сценарий уже полежал. Но это меня как раз не очень беспокоило: он был хороший, добрый и добротный.
Однажды драматург Эмиль Брагинский женил своего сына Витю в первый раз. В ЗАГСе молодожены стояли на большом цветастом ковре. Многочисленные друзья и родственники взволнованно топтались вокруг. Иногда в радостном порыве они наступали на ковер для молодоженов. И тогда женщина с официальной красной лентой через всю начальственную грудь, не меняя торжественной интонации, говорила:
— Сойдите, пожалуйста, с ковра. Вас много, а ковер один.
Эта фраза зацепила Эмиля Вениаминовича, запала, не отпускала. Думаю, там же, «на ковре», у него родился замысел будущего фильма — о личной жизни директора ЗАГСа: она всех женит, всем объясняет, что брак — это священно, а у самой семья разваливается.
Но сразу хвататься за сценарий Брагинского я не спешила. Ходила вокруг, обнюхивала, как кошка, трогала лапой… Я искала чевой-то необычного.
Страна жила в предвкушении московской Олимпиады. И у меня созрел замысел одной древнегреческо-спортивной истории. Я прочесала Ленинку — благо, научное прошлое приучило к библиотечной дотошности. Узнала, что философ и математик Пифагор был победителем в кулачном бою, что питались олимпийцы сухофруктами и орехами, что бегали они абсолютно голыми, что женщины под страхом смерти не допускались на Олимпиаду, а также многое другое… и сочинила историю мальчика по имени Асур (я так расписываюсь: АСур).
В Спарте родился мальчик, хилый и болезненный. Таких детей сбрасывали со скалы: нечего портить здоровую нацию. Но мама Асура спрятала его в горах у силача, бывшего олимпийского чемпиона. Силач тренировал мальчика каждый день. Он вырос крепким и сильным и, что еще более важно, — умным и добрым. В шестнадцать лет Асур приехал на Олимпийские игры и, естественно, всех победил.
Такая себе история победы интеллигента над обстоятельствами. Сила духа, сила воли…
В придуманную историю я втянула в качестве соавтора Василия Аксенова. Он писать не стал, но идею горячо поддержал и подарил мне тогда два своих толстых самиздатовских тома.
Дала почитать заявку Данелия. Он нахмурился:
— На такой фильм нужен миллион. Тебе миллиона никто не даст. Давай отдадим либретто Элему Климову. Он как раз сейчас сидит без работы.
Я не смела возразить учителю и оставила рукопись.
Через некоторое время нашла повод позвонить Элему. Мне показалось, что он даже не знал, кто автор «олимпийского» замысла, и был немало удивлен. Однако тут же пошел в атаку на «сценариста»: «Написали… а как они будут бегать голыми — подумали? Как это снимать?!»
Сейчас это не только не было бы препятствием в съемках, но, напротив, стало бы главной «фенечкой» предложенного сценария, — Вон как у Валерия Рубинчика в фильме «Лисистрата» актеры массовых сцен трясут своими «мужскими достоинствами», переходящими по мере приближения к камере в недостатки… А тогда Климов не смог преодолеть этого. Да и не пытался…
Вскоре меня вызвал Георгий Николаевич Данелия: снимай «Суету» — это твой шанс. И не суетись.
Потом позвонил Эмиль Вениаминович Брагинский: не бойтесь, я буду рядом.
А директор Объединения комедийных и музыкальных фильмов Олег Мужчинкин ободрил: тебе же суета сама суЁт! Бери!
И я приняла решение.
У нас с Брагинским была приличная разница в возрасте. И еще большая разница в положении: он признанный мэтр, а я начинающий режиссер. Тем не менее я сразу и свободно стала называть его Эмик. Хотя, конечно, на вы, но — Эмик. И еще Первоисточник. Эмик действительно был для меня первоисточником в моей новой кинематографической жизни. Человек огромной культуры, такта, заряженный на добро, он умел быть Другом. Такое простое и такое редкое качество. В работе с ним было чрезвычайно легко и надежно. Он не лелеял каждую свою фразу, не настаивал на однажды написанном, менял легко, молниеносно придумывал новое.
Съемочную группу определили за меня — назначили, и все. Вместе со мной первый раз на «Мосфильме» снимал кино в качестве оператора-постановщика Сева Симаков. Первый раз директором картины стала Людмила Габелая. Первый раз ее замом была Валя Петунина. Первый раз ассистентом по реквизиту работал Саша Зеленков. Первый раз снимались в кино актрисы Светлана Петросьянц и Анна Варпаховская.
Все остальные члены съемочной группы первый раз встретились с таким количеством начинающих. Надо было нас «укреплять».
Вторым режиссером дали Олега Г. Поначалу он производил вполне приемлемое впечатление: называл всех «миленький», цитировал по любому поводу Бердяева и пытался «наложить» философа на хрупкие плечи комедии. Честно говоря, я в это время о Бердяеве знала немного. Поэтому безусловно благодарна «просветителю» за знания… Но когда я вдруг в какой-то момент почувствовала, что он пытается меня изолировать от съемочной группы, стравить меня с нею, заставить подчиниться его воле, я вырулила на оператора-постановщика Севу Симакова и жестко заявила: либо Сева работает со мной рука об руку, либо не работает вообще. Конечно, я блефовала. Проще всего на этой картине было убрать меня. Но мне не оставили выбора, и я рискнула. Сева ковырнул сандалией паркет: «Понял!» — и переселился в мою комнату. За ним перекочевал и художник. Г. стал заниматься своим непосредственным делом — быть вторым режиссером (а делал он это, надо отдать ему должное, неплохо, за исключением того, что писал весьма безграмотно). Ситуация переломилась. «Миленький» стал «шелковеньким».