Что такое Мадюродам? Это макет, изображающий всю Голландию в миниатюре. Совершенно удивительная вещь. Практически из каждого города взят какой-то архитектурный кусочек и встроен в единую композицию. Говорят, что автор макета погиб от рук нацистов. Поэтому Мадюродам считается еще и памятником жертвам нацизма.
Чтобы снять нашего героя, спящего «поперек Голландии», нам пришлось встать в три часа ночи, потому что съемки разрешили только до появления посетителей, то есть с пяти до девяти утра. А езды до Гааги, где находился этот «макетик», два часа. Но и не использовать такую возможность мы не могли.
А если учесть, что в этот день наша группа должна была снять еще эпизод на пляже и переснять из-за брака пленки (к сожалению, и с «Кодаком» такое бывает) эпизоды в тюрьме и в «красном» квартале, то закончился наш съемочный день тогда же, когда и начался — в три часа ночи, но через сутки. С песнями и без всякой дополнительной оплаты.
Такой подвиг можно совершить, лишь работая с близкими, проверенными не одной картиной людьми. Поэтому, если передо мною только замаячит возможность запуска в следующую постановку, я первым делом узнаю, что делают, чем заняты люди, с которыми хочу работать: Боря Левкович, Лена Тихонова, Толя Авшалумов, Ира Саркисова, Галя Королева, Таня Разумовская, Инна Брожовская, Володя Филиппов, Гриша Беленький, Миша Агранович, Володя Нахабцев, Олег Зильберштейн, Ян Потоцкий, Слава Карасев, Толя Мананников, Шура Гребенкин, Олег Потемкин, Лена Шкатова и другие хорошие….
Ведь снимать «Хочу в тюрьму» я начала еще до того, как заключила договор с продюсерами, без подготовки, без осознания всех размеров «катастрофы» — уходила зимняя натура! Уходил финал фильма! Так «впрыгнуть» в производство можно было только со Своими, только с теми, кто пойдет с тобой, не сказав: сначала деньги, потом «мотор!». Конечно, кино — это шаманство… Наколдуешь, чтоб талантливые люди поверили тебе и отдали все свои умения, знания, интуицию и способность «выкручиваться» из любой непредвиденной ситуации, — и ты почти в порядке.
Моя заслуга в том, что я не ошиблась в этих людях…
Кроме тюрьмы нам была нужна голландская квартира. Для героини Клюки.
К нашему приезду тамошний декоратор-менеджер приготовил несколько альбомов с интерьерами квартир.
Сначала нас заинтересовал дом военного летчика. Этот дом уже много раз снимался. Все там было вроде бы хорошо. Но это было мужское жилище. Строгое, с прямыми углами и линиями.
Мы выбрали дом детского стоматолога. Богатый двухэтажный особняк с роскошным ухоженным садом и изящным беспорядком, который, конечно, мы «досоздали» собственными усилиями…
Это была очень благополучная семья. И тем не менее они получили за четыре дня съемок свои нормальные деньги — около двух тысяч долларов и преспокойненько отправились с детьми пожить в гостинице. Со своей стороны, они потребовали от нас: пользоваться только одним туалетом (в гараже); пол застелить кусками войлока — чтобы не портить; на диванах разложили таблички для группы — «не сидеть»…
Ага! Счас!.. Правда, мы ничего не попортили, но попользовались всем на всех этажах — в свое удобство.
На одну из съемок пришли хозяева. Просто поглазеть. Естественно, в этот день никто на диваны не садился… А съемка не заладилась. Артистам не игралось, лампам не светилось. Я с самой ласковой улыбкой и с самыми учтивыми выражениями хозяев выпроводила.
Тут же все и заиграло, и засветилось, и заладилось. Бывает так иногда: человек «не с тем полем» появляется рядом со съемкой — и все кувырком…
Быть в Амстердаме и не дать герою пройтись по кварталу «красных фонарей» — нас бы не простили зрители… Поэтому я придумала такую невинную сценку.
Идет Лямкин по улице, а девчонки на английском, немецком, французском пытаются завлечь клиента. Но он им по-русски — про свое, про грустное…
Когда он отошел, одна другой говорит по-украински:
— Ты бач, Галю, шо робиться… И тут москали погани…
Но снимать на настоящей «красной» улице категорически запрещено — самая суровая югославская мафия контролирует этот бизнес.
Нашли похожую улицу. Сделали ее «красной». Пригласили наших голландок с хорошим украинским акцентом.
Сняли. Почти весь эпизод, за исключением одного общего плана, оказался в браке. Времени на восстановление того «красного» квартала уже не было. Поэтому камерную досъемку встречи с проститутками группа весело организовала прямо под окнами нашего отеля в Эгмонде ан Зее. Снимали ночью. Голландцев, которые работали с нами, оператор Гриша Беленький напоил русской водкой, и они честно продержались до утра.
«Проститутское» окно с полураздетой девицей организовали прямо в номере у оператора, поскольку он располагался на первом этаже.
Окно запомнилось. И потом все последующие ночи к Грише поступали заманчивые предложения от близлежащих ночных охотников:
— Мы зайдем к вашей девушке?
Гриша посылал их «к другой».
По сценарию Лямкин, чтобы осуществить свой замысел и попасть в вожделенную тюрьму, прибегает к разным мелким хулиганствам. Так, он разбивает витрину магазина.
Для настоящего разбивания сделали свою витрину — рядом с настоящей — у магазина «Свет». Пиротехнику обеспечивал какой-то супер-прима-экстра-классный специалист по спецэффектам. Он много работал по всей Европе и в Голливуде. Задача была — не просто разбить витрину, но чтоб еще и заискрились провода, рассыпались вспышки… Отдам ему должное — он справился с работой блестяще. Сделал все точно, быстро, синхронно с ударом… Актер замахивался, каскадер бросал кирпич в витрину, витрина разлеталась на мелкие осколки, лампочки качались и вспыхивали красивым искрящимся светом… Но стоил он картине — как трое «народных» плюс четверо «заслуженных». И экипировочка у него с приспособленьицами была — нашим даже не могло бы и присниться.
Но Гриша «отомстил» за наших рукотворных умельцев тамошним технически упакованным осветителям.
Снимали ночью. Требовалось много света.
Ночь. Улица. Фонари (то есть осветительные диги) есть. Даже скай-лифт приехал, чтоб эти фонари на себя взять и поднять в небо, — а снимать нельзя: не проходит скай-лифт в узенькую улочку, откуда он должен осветить всю сцену с уже приготовленной и заряженной витриной.
Беленький предлагает голландским осветителям установить приборы на крыше.
— А как их туда доставить? — наивно спрашивают у нашего оператора могучие голландские осветители.
— А так, — спокойненько отвечает Гриша, — прибор на спину, и по пожарной лестнице пехом наверх.
— Не шутка? — не поверили голландцы.
Григорий не шутил. Их бригадир был на выборе натуры, когда утверждалось место съемки. Все видел. Все утвердил. Оставалось только отменить съемку за его счет…
Ну, и полезли, и поставили. Правда, слегка попотели.
Довольный Гриша подмигнул мне: они у меня все спрашивали — что такое «рашен-калабашен». Пусть знают…
Полкартины было снято в Голландии, а другая половина — в Питере. И не только потому, что Питер — главный город в жизни автора сценария. Я тоже думаю, что Питер все равно покраше Амстердама будет… На пленке осталось много отснятого и, к сожалению, не вошедшего в картину материала, где Питер, несмотря на жуткий мороз, снят оператором очень красиво и с большой любовью. Когда монтируешь картину, особенно если эта картина — комедия, воздух, пауза, красивый вид из окна, увы, уступают место сюжету, шутке, гэгу…
Мы искали в Питере крышу для съемок. Чтобы был виден весь город. Долго искали. Нашли.
Когда я туда залезла — увидела: двускатная скользкая крыша с хилым бордюрчиком внизу. Кругом провода. У меня под коленками «затошнило».
Я знаю, где живет страх. Он живет под коленками.
А по этой крыше еще надо было и бегать. К тому же ночью.