Дач замолчал.
— А дальше?
— А дальше ничего не было. Софи расплакалась и ничего не хотела говорить. «Спросите его сами!» — твердила она. Петер Хоф и унтер-офицер Виденхёфт остались успокаивать Софи, а мы пошли в казарму. Всю дорогу Руди твердил, что он тебе покажет.
На лестнице послышались шаги. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге показались Руди, Пауль и Шлавинский. Я холодно посмотрел на вошедших. «Главное — спокойствие, Фред! — убеждал я себя. — Главное — не показать, что ты их боишься!»
Ко мне подошел Руди и уже было бросился на меня, но потом неожиданно махнул рукой и бросил:
— Мерзавец!
— И это все? — спросил я.
Руди сделал вид, что не слышал моего вопроса. Взяв из тумбочки ботинки и сапожную щетку, он вышел в коридор.
«Интересно, почему он меня не ударил?» — думал я.
Прошло несколько минут. Все молчали. Даже Дач стал каким-то другим. Он сел на койку и начал что-то делать с подворотничком.
— Что случилось? — спросил я.
Шлавинский прошел мимо моей койки, сделав, как мне показалось, небольшой крюк.
— Почему вы меня обходите? Я ведь не заразный.
Все молчали.
— Вы что, не хотите со мной разговаривать? — Я оглядел товарищей. — Пауль, скажи хоть ты что-нибудь.
Но Пауль уже скрылся за открытой дверкой шкафа.
— Вы решили бойкотировать меня?
И снова никто не проронил ни слова.
— Хорошие же у меня товарищи! — не унимался я.
— Ты негодяй! — не выдержал Руди, вошедший в этот момент в комнату.
Меня бросило в дрожь. «Если они действительно решили выжить меня из своего коллектива, то мои дела плохи».
Я посмотрел на Руди. «Придется апеллировать к нему. Не может быть, чтобы он не заговорил».
Я встал с койки и, повернувшись к Руди, громко спросил:
— И ты считаешь меня негодяем?
Руди молчал.
Тогда я решил прибегнуть к последнему средству:
— Ты мне просто завидуешь. Тогда, на вечере, я ведь увел от тебя Софи. Если бы ты тогда мог…
Руди не дал мне договорить. Он подскочил ко мне и так ударил, что из глаз у меня посыпались искры. Я упал сначала на койку, а потом на пол. Но тут же вскочил и, не обращая внимания на боль, громко рассмеялся. Глаза Руди горели яростью.
Второй удар был сильнее первого. Я пролетел через комнату и, ударившись о дверь, упал на пол.
Закрыл глаза в ожидании следующего удара. Секунда, вторая…
— Руди! Ты же убьешь его! — закричал Дач.
Руди снял со спинки кровати полотенце и подошел ко мне. Лицо его было каким-то серым. Я уже стоял, прислонившись к двери.
После небольшой паузы тишину первым нарушил Пауль:
— Мы решили, Фред, больше не считать тебя членом нашего коллектива: ты обманул нас. Но чтобы все было ясно, я тебе кое-что скажу. Если ты действительно так плохо думаешь о Руди, то ты заблуждаешься. Я знаю Руди немножко больше тебя, и мне известно, что Софи нравилась ему давно, когда тебя еще не было у нас. К сожалению, они не поняли друг друга, и совсем не потому, что Руди беспомощный или застенчивый. Когда к нам пришел ты и Руди увидел, что ты нравишься Софи, он просто-напросто не захотел вам мешать. Вот оно как!
Все молчали.
38
У меня родилась дочка. «Анжела и малышка здоровы» — было написано в телеграмме, которую я получил в среду. Мне захотелось на несколько дней съездить домой.
— Что-о-о? — удивился капитан Кернер, сдвигая в сторону все таблицы и вычисления, которые лежали на столе. — Вы стали отцом?
— Так точно, товарищ капитан.
Капитан немного помедлил, а потом сказал:
— Правда, меня это не касается, но вы будто бы дружили с Софи Вайнерт?
— Мы расстались.
Капитан Кернер взял у меня рапорт, в котором я просил его предоставить мне краткосрочный отпуск, прочитал его и, тут же подписав, сказал:
— Ну, от души вас поздравляю!
В тот же день после обеда я выехал домой.
Роды у Анжелы были трудные. Я увидел ее двое суток спустя: она еще больше побледнела и осунулась. Увидев меня, заулыбалась.
— Здравствуй, Анжела.
— Здравствуй, Фреди.
Сунув букетик цветов в вазу, которую мне любезно подала сестра, я пододвинул стул поближе к кровати и сел, не зная, с чего начать разговор.
Немного помолчав, Анжела робко спросила:
— Ты рад, Фреди?
— Конечно.
— Она такая хорошенькая.
— Да?
— Восемь фунтов! Представь себе, восемь фунтов! А ведь я такая хрупкая!