Бревенчатая хижина состояла из двух помещений: в первом, отчетливо большем, находилась кухонная ниша, а также красивый старомодный комод, в переднем углу между двумя окнами стоял деревянный стол с угловой скамьей и двумя стульями. На заднем плане виднелась дверь, ведущая во второе, меньшее помещение с одним крошечным оконцем.
Мышь, которая через три часа после Фреда заглянула посмотреть, все ли в порядке, обнюхала человека, который спал на деревянном топчане в каморке. Рядом с лежанкой валялись как попало ботинки Фреда. Больше он ничего с себя не снял, как было видно под дырявым, свалявшимся шерстяным одеялом, которым он кое-как прикрылся.
На столе стояли две винные бутылки — одна пустая, вторая полупустая, — стакан и пепельница с примечательной ручкой из оленьих рогов. Стакан был опрокинут, а по столу растекся красный парафин от свечи. Правда, сырные корки представляли для мыши радостное зрелище.
Человек дышал тяжело и постанывал во сне. Полоска лунного света падала на его лицо. Мышка пробежала по одеялу, остановилась перед лицом Фреда и наблюдала пар от его дыхания, который был хорошо виден в холодном свете. Мышь бесстрашно взобралась на лицо Фреда и обнюхала его нос. Фред хрюкнул и повернулся на бок. Мышь сбежала.
28 июня
Когда Фред вышел из хижины, солнце уже стояло над горами, окружавшими котловину. Можно было прямо-таки наблюдать, как тает свежий снег, выпавший на вершины ночью. От лесов, жавшихся к склонам гор, поднимались клочья тумана и тут же растворялись в теплом, прозрачном воздухе.
«Красиво», — лаконично подумал Фред. Хотя вообще-то он заранее решил быть недовольным, поэтому отряхнул руками пыль со своей одежды и вслух проговорил:
— Дрянь.
Перед ним лежало озеро Эльбзее, поверхность воды слегка рябила под полуденным ветром, дувшим со склонов. На берегу качался камыш. Фред направился к мосткам, которые вели почти от самой хижины и метров на двадцать вдавались в озеро. Он лег животом на лиственничные доски и ополоснул лицо. Вода оказалась не такой холодной, как он боялся.
Фред вернулся в хижину и обыскал комод, не найдется ли чая, кофе, неважно чего, лишь бы помогло для окончательного пробуждения. Он не только забыл взять с собой постельное белье, хотя Сюзанна говорила ему об этом, но и не прихватил никакого напитка для завтрака. Ведь он привык пить кофе перед тем, как сделать первый глоток вина. Фред ощутил ужасную ностальгию по Берлину. Там бы он сейчас просто бросил одну из этих капсул в алюминиевой фольге в свою машину для эспрессо, нажал кнопку — и готово.
От капсул и машин для эспрессо он был сейчас немыслимо далеко. В этой проклятой хижине нет даже электричества. Разумеется, Сюзанна его об этом предупреждала. А он кивал, хотя в принципе не понимал, как это: нет электричества!
Правда, Фред нашел баночку с растворимым кофе. Срок годности кофе истек лет десять назад, но какой уж такой вред может случиться от растворимого кофе?
Чтобы согреть воду, Фреду пришлось сначала растопить в хижине плиту. А для этого сперва он должен был найти дрова. Он обнаружил их в изобилии позади хижины. Взял оттуда три полена. Рядом с печью лежала бумага для растопки, «Курьер» за 1985 год: «Первый арест в винном скандале», — гласил один из заголовков, а передовая политическая статья озадачивалась вопросом: «Кто такой, этот Михаил Горбачев?»
Коммунизм издох, подумал Фред, поджигая бумагу, зато вино стало лучше. Он положил поленья поверх бумаги и закрыл дверцу. Потом пошел к роднику, наполнил полуржавую кастрюлю водой и поставил ее на полностью ржавую металлическую поверхность плиты. Примерно в это же время изо всех щелей старинной плиты пошел дым. Сперва понемногу, потом все сильнее. Фред распахнул окна. Он вертел все ручки и рычаги плиты, открывал и закрывал заслонки, что, судя по всему, только помогало задымлению. Глаза у него щипало, они слезились, сам он уже задыхался. Он выбежал за дверь и малодушно смотрел оттуда в хижину, всю заполненную темными клубами дыма.
Он запаниковал. Ведь получалось, что он поджег летнюю хижину своей издательницы! Он схватил подвернувшуюся под руку лейку, зачерпнул воды из озера, отважно ринулся в гущу дыма и не раздумывая вылил ее содержимое на занявшиеся огнем поленья. Послышалось шипение, еще раз повалил дым, однако интервенция оказалась успешной: пожар кончился. На деревянном полу хижины плавала серо-черная смесь воды и золы. Фред сел к столу и сделал большой глоток вина из бутылки. Совершенно безвкусно! В отчаянии он огляделся. Грязь, пыль, паутина, мышиный помет, а теперь еще и катастрофа с полом. Эта хижина была ужасом, чистейшим ужасом. Он не может остаться здесь еще на одну ночь. Даже на день не останется. Хотя Берлин и далеко, но где-то он все же есть. При необходимости можно переночевать где-то по дороге. В Пассау. В Нюрнберге. В Байройте. Да, лучше выдержать целую оперу Вагнера в Байройте, чем еще раз лечь на этот поганый топчан. Да и Регенсбург, по слухам, очень хорош. По сравнению с этой гнилой будкой, окруженной водой и заснеженными горами, все что угодно покажется великолепным!