А заведи разговор - ну, почему же так, почему, братцы, грязно и убого у нас, ведь любим, любим, мы Россию, увидишь в ответ пожимание плеч и услышишь: А что мы можем сделать?
Молчанием предается Бог...
Я за свои пятьдесят лет первый раз сталкиваюсь с такой грязью и запущенностью города! А спроси любого - от губернатора до бомжа, и всяк скажет, что это его любимый город, его любимая страна. Дворника живого не вижу месяцами, а полуживой, когда он роется к помойке в своей рваной оранжевой куртке, он мне не нужен. Чистоту нужно вводить принудительно, как прививки во время эпидемий. Поколение, выросшее среди сплющенного полиэтилена и мятой жести банок воспримет грязь, как наше поколение воспинимало цветочки на клумбах дворов и пускающий радугу брансбойдт дворника в жаркий день - как естественный фон городской жизни.
Или возьми цвет нации - водопроводчиков, когда они сидят в своем подвале и играют в домино - каждый из них умный, как академик Тимирязев. Ты им вопрос - они тебя ответ - иди на хрен: прокладок нет, у всех течет. И что, вообще, мы можем сделать, если в конторе одни козлы сидят? Дуплись, Федя! Дайте прокладки, платите хорошо, а потом и спрашивайте! И вообще, у нас обед, а завтра отгулы.
Придешь в жилконтору - никто в кабинетах не признается, что дурак и неумеха - все Лобачевские. Но объективные трудности и реформы в Смольном мешают добросовестно исполнять свои обязаности: мало платят, идет очередная реорганизация ДЭУ в ТСЗ, водопроводчики пьют, дворников на маленькие деньги не найти - пишите куда хотите. Ээ-х!..
Но возжелай кто-либо отнять наше запущенное хозяйство - пойдем с кольями, дубинами и хриплым ура! биться за свое право жить, как хочется.
Я лично первый встану с вилами в ряды народного ополчения.
Спросите любую женщину, как она понимает любовь мужчины к себе? Ответы будут разные, но забота, понимание ее нелегкой ноши в житейской упряжке будут стоять впереди восьмимартовских мимоз и тостов за женщин. Родине, как и женщине не нужны пьяные Люблю, блин! - ей нужна ласка и забота.
Древние говорили: есть есть человек, который живет и не работает, то есть и другой, который умирает с голоду. Изменились времена, и человек не работающий - боль и забота любого цивилизованного общества. При плохой Советской власти тунеядец скрывался, пристраивал свою трудовую книжку, чтобы не попасть под клеймо Кто не работает, тот не ест! и не оказаться на выселках с пилой в руках. Сейчас человек может официально не работать, но жить припеваючи. Надзор милицейский заменили надзором налоговым. Общественная несправедливость стала изощреннее: человек работает только на себя, не платя налогов - не платя на стариков, детей, учителей, инвалидов, милицию, которую по внешнему виду можно принять за военнопленных...
И всяк из нас любит, но странною любовью. Потому, наверное, и объект нашей любви - странный до непонятности.