Эти два дня, я много думала, и решила, что у меня не осталось другого выбора, как выйти замуж за Натана Давидовича. Я считала, что не имею права продавать мастерскую, приобретённую моими родителями. Значит, и выбора у меня, другого нет.
Рассказав об этом Глаше, она ничего не говоря, молча склонила голову. Решено было, что я это сделаю завтра, после обеда.
Проснувшись рано, как обычно в последние дни, мы с Глашей гладили бельё, и услышали, как к дому кто-то подъехал, а затем в дверь постучали.
Удивлённо переглянувшись со мной, Глаша пошла открывать. И вдруг запричитала, пропуская в дверь гостя. Он вошёл, испуганно глядя то на меня, то на Глашу.
Всё такой же красивый, он заботливо склонился над плачущей Глашей, и пытаясь её успокоить. Его сильное, мускулистое тело не скрывала тонкая рубаха, с засученными рукавами, открывающими вид на его крепкие, мускулистые руки.
Он взял Глашу за руки, медленно повёл к стулу, и усадив её, сам присел на корточки, напротив плачущей женщины. Натянувшаяся, при этом ткань на брюках, не скрывала его сильных, мускулистых ног.
Я стояла и смотрела, на этого богоподобного мужчину, не скрывая своего восхищения, забыв обо всех своих бедах. И о том, что я собиралась сделать, несколько минут назад.
Глава 11
Григорий
Как я не старался приехать пораньше к Авроре, у меня ничего не вышло. Из-за весенних дождей потекла крыша в доме сестры, и пришлось заново перекрывать, почти четверть крыши дома.
Вдвоём с зятем мы потратили почти шесть дней на то, чтобы пересмотреть всю черепицу на крыше, убирать битую, заменяя их на новые.
Это хорошо, что у сестры был некий запас черепицы, и не пришлось ничего покупать.
На следующий день, даже не отдохнув, я взял пилу и топор, и отправился в лес собирать сухих веток.
Проведя четыре дня в лесу, я насобирал нужное количество веток на дрова. Подогнав телегу, я загрузил их и увёз домой.
Ветки были сухие и некоторые сами ломались, а некоторые пришлось рубить и пилить.
Маме не нужно было ничего объяснять, она сама всё поняла. И почти через две недели, уложив в телегу мешочек муки, и кое-какие закатки, я на нагруженной дровами телеге, поехал к Авроре.
Перед глазами всплывало её, искрящееся радостью, лицо. И сердце моё замирало от её ослепительной красоты.
Вот он, долгожданный дом, который манил меня, как мотылька на свет. Я почти на ходу выпрыгнул из телеги, и в мгновение ока, словно взлетев по ступенькам вверх, очутился возле двери.
Дверь тут же открыла Глаша, словно поджидала меня. Я улыбаясь прошёл в дом, и тут Глаша зарыдала. Не зная, что и думать, и пытаясь успокоить рыдающую женщину, я проводил её в гостиную, и сел на корточки, напротив плачущей женщины.
В гостиную заглянула Аврора, и я хотел было спросить у неё, что произошло, но увидев её осунувшееся, бледное лицо и красные от слёз глаза, я лишь молча поклонился, и поздоровался с девушкой.
Налив в стакан воды, я направился ко всё ещё плачущей женщине. С трудом выпив воды, так как руки у Глаши дрожали, наконец-то она смогла выговорить:
- Дядя Авроры умер, а сын его отказался отдавать Авроре деньги, вырученные с продажи вещей, которые они с экспертом увезли от сюда.
Аврора тоже зарыдав, выбежала из гостиной. А я хотел было побежать за ней, но снова взяв за руки рыдающую женщину, и слегка потряхивая, я узнал, что других родственников у Авроры нет.
Мозг мой пытался переварить, полученную информацию. И то что я собирался сейчас предложить девушке, может показаться абсурдом. Но другого выхода я не видел, и уверенным шагом направился в комнату девушки.
Она лежала на кровати и плакала. Мне хотелось взять её на руки, высушить её слезы и успокоить. Но я двинулся к шкафу, и распахнув дверцы, громко сказал:
- Собирайте вещи, Вы поедете со мной, – и достав несколько платьев сразу, я положил их на кровать, и вышел в гостиную.
Глаша всё так же сидела на стуле и всхлипывала.
Подойдя к ней, я в двух словах объяснил ей, что надо делать. Женщина сначала с испугом взглянула на меня, а затем перекрестив, повела меня к сараю, где лежали доски.