Перехватив одной рукой покрепче полено, а другой пирог, уверенно толкнула ногой дверь. В нос ударил запах затхлого дома, а щёки обдал прохладный воздух. Я смело могла сказать, что в доме было холоднее, чем снаружи. Оставалось лишь надеяться, что мажор прихватил с собой тёплых одеял.
Оказавшись в небольших сенях, я отложила полено и достала телефон, чтобы подсветить себе путь фонариком. В сенях было пусто, лишь небольшой ящик с открытой крышкой зиял тёмной пастью. Передёрнув плечами, толкнула следующую дверь, которая вела в большую, пустую комнату. Насколько я помнила, у Одинцовых здесь стоял стол с широкой лавкой, холодильник и посудный шкаф.
Глубоко вдохнув, тихонько выдохнула, готовясь сделать следующий шаг. В доме была полнейшая тишина и темнота. Ни шорохов, ни чужого дыхания, ни шагов, только ветер за окнами завывал, прорываясь сквозь щели в старой раме. От этого становилось ещё страшнее, и телефон в руке дрожал. Пришлось крепче перехватить его, чтобы не уронить и не выдать своего присутствия.
В комнате, помимо входной было ещё две двери. Справа вела на кухню, а прямо – в небольшую комнату, которую можно приспособить под кабинет, но у Одинцовых там была спальня бабушки и дедушки. Из неё тоже был выход в гостиную, как и из кухни.
Тихо, чтобы не скрипеть, я прикрыла ближнюю дверь. К счастью, на ней был крючок, которым я тут же воспользовалась. Слабенькое препятствие, но хотя бы будет слышно, если кто-то решится его преодолеть.
За неимением стола, пирог пришлось оставить на деревянном полу в дальнем углу, чтобы в случае чего, не наступить. Вернувшись в сени, снова взяла полено.
Валенки помогали скрывать шаги. И, практически не издавая звуков, я подошла ко второй двери. Потянув её на себя, выдохнула с облегчением. Не заперта и пуста, как и комната за спиной. В небольшое окно светила полная луна, освещая дальнейший путь.
Новая дверь в гостиную оказалась открытой. Холодный пот стекал по позвоночнику, когда я подсвечивала подрагивающим телефоном следующую комнату. Она порадовалась разнообразием, по обе стороны стояли шкафы. Видимо, такое старьё Одинцовы решили не брать с собой в новую жизнь. Сразу за шкафами были двери, расположенные напротив друг друга – кухня и зал. По стороне кухни, ещё дверь в ещё одну маленькую комнату. А вот зал был огромен. Это я судила по воспоминаниям из детства, когда Одинцовы приглашали в гости. А пока я не решалась сделать следующий шаг, гадая в какой комнате, может быть сосед.
Затягивать это дело было нельзя, поэтому, прошмыгнув быстренько в кухню, убедилась, что это пустое помещение, за исключением кирпичной печки, газовой плиты и единственного стола.
Следующим помещением моего исследования была маленькая комнатка. Вот она оказалась абсолютно пустой. По идеи, это должна быть спальня, но за исключением маленького окна, в ней ничего не было.
Что ж, оставалась последняя комната, в которой наверняка лежит сосед. Но почему я решила, что он обязательно должен быть в доме? Может, он и не заходил сюда, может, пошёл… а куда он мог пойти в незнакомой деревне? А если у него тут есть знакомые?
Новые и новые мысли сбивали дыхание и лишали решимости, и больше не став гадать, я направилась в зал. Если человек и, правда, был там, то времени оставалось мало. Я не слышала абсолютно ничего, ни дыхания, ни каких-либо других звуков. И это пугало.
Подсветив правый угол комнаты, я убедилась, что он пустой. Свет луны проникал в два окна, которые находились напротив входа в зал. Ещё два окна были на левой стороне, и необходимость фонарика пропала. Либо эта комната была пустой, либо сосед расположился со стороны левых окон. У Одинцовых там стоял старенький диван, подлокотники которого были видны.
Сделав глубокий вдох, я наконец-то шагнула в зал, и увиденная картина, заставила сердце пропустить удар.
Огромный мужчина лежал в позе эмбриона, подобрав руки к груди, в желании согреться. Это выглядело бы комично, если бы не было настолько жалко. Красный свитер под горло, оголил поясницу и если давал тепло, то синие джинсы, на первый взгляд, выглядели летними.
Не став медлить, я бросилась к мужчине. Потормошив за плечо, никаких признаков жизни не добилась. Ледяные пальцы коснулись пульса на руке. Уловив слабые толчки, я принялась в страхе будить мужчину.
Согреться! Ему срочно надо согреться! Отбросив полено, что так и было зажато пальцами, и больше не боясь шума, я бросилась из дома, снося все двери.
Бегом, преодолев расстояние от соседского дома к своему, я взлетела на второй этаж, где у бабушки хранились вещи. Не знаю почему, но бабушка хранила кучи постельного белья, одеял, подушек. То ли приданое для меня берегла, то ли просто не могла всё это выбросить, потому как создавала своими руками.