История пинеток
Нас принесли от сапожника, который мастерил обувь только для богатых. Мы шились с любовью для маленькой девочки, родившейся в семье зажиточного пана Горбатовского. Дуся была младшенькой и единственной девочкой после двух мальчиков, которые были намного старше ее: Петру было одиннадцать лет, а Павлу шестнадцать. Они и близко не подходили к крохе, поэтому она наблюдала за ними издалека, пуская пузыри своим непослушным ртом. Нас одели на ее пухлые ножки, и вместе мы делали первые шаги, сначала от мамы к папе, потом вдоль стенки к кровати, богато украшенной выбеленными простынями с кружевной каймой и кружевной же накидкой на пирамиде сложенных пуховых подушек.
Потом мы с мамой за ручку стали выходить во двор, где под ногами бегали безумные куры, гоготали жирные гуси, из загона слышалось мычание коров и ржание лошадей. Папины батраки бегали по двору, помогая собрать в бричку вещи, необходимые ему в дороге. С одной стороны несли жирные колбасы, завернутые в тряпицу, с другой бутыль вина, установленную в плетеную корзину, из дома мимо нас пронесли каравай хлеба. Дуся потянулась к нему и мама, остановив батрачку, отломила хрустящую корочку. Хлебные кусочки падали на нас и мы переступали с места на место, чтобы пухлая ручка малышки могла их собрать и кинуть курам. Когда мы стали малы, нас завернули в дусечкино одеяльце и спрятали в темноте сундука.
История сандаликов
Нас сшил тот же мастер, и мы были преподнесены Дусеньке на пятилетие. Она была одета в длинное бархатное платье с большим кружевным воротником, косы были заплетены в корзинку и украшены шелковыми ленточками в тон платья. Дусе принесли много подарков и сладостей. Там была деревянная лошадка-качалка, на которой мы катались до тех пор, пока Дусю не вырвало на нас. Потом нас помыли и положили возле печки.
Ночью, когда мы совсем высохли, в горницу ворвались вооруженные люди с красными звездами на шапках и вывели папу во двор. Через некоторое время оттуда послышались выстрелы. Мама в это время прижимала испуганную босую Дусю к себе и пыталась воспротивиться, чтобы из дома вывели брата Дуси. Потом, когда все-таки Петра забрали, она опустила Дусю на пол и велела той одеваться. Дуся тут же схватила нас и стала застегивать на своей ножке трясущимися пальчиками.
Потом мама позвала девочку, и мы выбежали на улицу. Там уже светало, мы прошли огромные кованые ворота, отделяющие усадьбу от садов, а на дороге у цветущего жасмина увидели лежащего в луже крови папу. Он не двигался, а рядом на коленях стоял Петр и к его голове был приставлен маузер. Мама истошно кричала, Дуся упала в пыль и захныкала, а люди со звездами ударили юношу оружием по голове, из которой тут же полилась кровь, а сами сели в тяжелогруженые скарбом из усадьбы телеги и уехали в лучах восходящего солнца. Больше нас Дуся не одевала.
История валенок
Мы достались Дусе от другой девочки, которая ехала с ней в том же вагоне, но она умерла в пути от испанки. Дуся не хотела нас одевать, но мама сказала, что там, куда их везут, будет очень холодно и ей пришлось натянуть нас на свою худенькую ножку.
Находились мы в этом вагоне уже месяц, и конца пути не было. О Дусе заботился ее брат Петр, правда он не мог говорить, мама объясняла женщинам в теплушке, что это после того, как его выводили на расстрел. Но дорога все-таки закончилась, и мы разместились в телегах, которые долго везли в темноте. На земле был снег и только укатанная колея говорила о том, что мы не единственные, кто пользуется этой дорогой в бескрайней снежной степи.
Разместили нас в бараке, где мы сушились у печки со странным названием – буржуйка. Но эта печка не спасала, было очень холодно, Дуся почти не выходила из барака. Иногда ее брал на руки Петр и выносил на редкое солнце. Девочка куталась в пуховый платочек и просилась назад к маме. Однажды, когда мы вернулись с такой прогулки, мамы на обычном месте не было. Она умерла от голода и болезни – кашляла кровью.
В этот же день Дусю забрали какие-то женщины и на чихающем грузовике отвезли в детский дом, где девочка была до тех пор, пока за ней не пришел старший брат Павел, на голове которого была фуражка с красной звездой. Он был в кожаной куртке и в кобуре был пистолет. В доме, куда мы пришли с Дусей, нас уже ждал Петр. Он снял нас с девочки и, завернув в ее старенький пуховый платок, уложил в сундук.
История белых туфелек
Нас одели с утра на Дусины ножки, обтянутые шелковыми чулками, наши носы едва высовывались из под ее длинного платья и было плохо видно, что происходило вокруг. Одно мы точно знаем, что хозяин черных лакированных штиблет говорил не по-русски, и его туфли страшно гордились, что их шили руки знаменитых итальянских мастеров. Дусины ножки порхали вокруг этих штиблет, мы взлетели вверх, когда красивую девушку в фате несли на руках.
Вечером нас сняли мужские руки, следом упали чулочки, и последним слоем одежды на нас упала фата. Что произошло дальше, нам было не видно, но утром в дверь гостиничного номера постучали, были слышны гортанные голоса, потом крик Дуси, ее плач, уговаривающие интонации в голосе уже не жениха, а мужа и стук закрывающейся двери. Дусины руки достали нас и стали заворачивать в фату, окропив напоследок слезами. Руками Петра мы были уложены в сундук.
История грубых башмаков
Нас выдали Дусе в темном бараке, за стенами которого дул холодный северный ветер и с неба сыпалась ледяная крупка, секущая лицо и руки, прикрывающие большой живот. Мы месили грязь, медленно передвигаясь от барака к бараку для того, чтобы Дуся могла раздать еду из тяжелых по началу ведер таким же серым женщинам, как и она.
Потом мы стояли под кроватью, на которой лежала рожающая Дуся, и слышали первый плач девочки, названной в честь отца Александрой. И уже в последний раз мы протопали по снегу, смешанному с грязью, добираясь с Дусей, держащей девочку и маленький узелок из мешковины в своих застуженных руках, до металлических ворот, продолжающихся колючей проволокой, возле которых нас ждал Павел. Он взял Шурочку на руки и помог забраться в грузовик Дусе. В грузовике она сняла нас, поменяв на красивые ботиночки на меху, и завернула в мешковину, вытряхнув из нее нехитрый скарб на сиденье машины.
Потом мы оказались в сундуке рядом с другими свертками и нас всех извлекали на свет время от времени сначала нежные руки Дуси, потом уже морщинистые, с распухшими суставами руки Евдокии Васильевны. Разворачивали наши тряпицы и гладили тонкими пальцами. Дусечка с нами разговаривала, иногда пела. И в последний раз это было за неделю до того, как нас достали молодые руки, но уже другой женщины, чье сопение который час мы слышим у сундука.
Уснула что ли?
Старое письмо
Сижу и жгу старые бумаги. Квитанции, извещения, тетради с записями, сделанными на курсах кройки и шитья, схемы вышивки и вязания с пометками, оставленными рукой родного человека. Перебираю кипы пожелтевших листов, ломкие уголки которых рассыпаются прямо в руках. Тексты прочесть нельзя, все испорчено временем. Могу различить только как были написаны слова.
Вот карандаш. Он был хорошо заточен, но от трения листов между собой графит размазался, и только бороздки от нажима стержня, позволяют различить буквы – это рецепт кулебяки. Взгляд выхватывает слово «визига». Задумываюсь. Это что-то из начинки пирога, если не забуду, посмотрю в интернете.