Выбрать главу

И пусть не утверждают наши холуйствующие перед властью ученые, что при кулинарной обработке БВК теряет свои канцерогенные свойства. Весь мир знает, что это бессовестная ложь. Мы кормим зараженным мясом страну (хорошо еще, что у нас столько безмясных районов — целее будут!) и занимаем первое место в мире по раковым заболеваниям. Правда, некоторые соседние страны покупали у нас БВК, скармливали его скоту, но сами это мясо не ели, а продавали нам же или другим незаможним. По воссоединении Германии гам полностью отказались от гедеэровского мясца по причине все того же БВК. А мы это мясо приобрели за бесценок, о чем радостно сообщила программа «Время», на погибель своему терпеливому, бессловесному, полуголодному народу. В нашем неописуемом глобальном вранье рак занимает одно из первых мест, ведь и чернобыльское очковтирательство тесно связано с проблемой рака.

Молоко от наших коров начисто не соответствует мировым стандартам. Ни одна страна не отважится поить таким молоком своих граждан, особенно детей. Оно несет в своей микрофлоре все заболевания, которые заложены в пище, получаемой скотом с отравленной химией земли. Сыры производить мы уже не можем — молочное поголовье крупного рогатого скота хронически больно маститом.

В грязных, с провалившимися крышами и разрушенными, открытыми всем ветрам стенами хлевах стоят некормленые и непоеные коровы. По брюхо в навозной жиже, нередко подвешенные на вожжах или цепях, в неимоверных муках, из последних силенок несут они свою службу неблагодарным хозяевам. Боже мой, и это наши Буренушки, слава России, гордость и нежность крестьянского двора!

Давно скомпрометирована политика огромных откормочных комплексов, цивилизованные страны переходят на пастбищное содержание скота. Корове, находящейся постоянно в стойле, трудно, порой невозможно разродиться. Огромный теленок, выросший в матери на подкормке, не может выйти на свет. Его разрезают на части в чреве матери, вслед за тем идет под нож роженица. На пастбище животное находится в постоянном движении, и плод развивается нормально, но где они — пастбища?..

Самое страшное — бойни. Неправда, что у животного нет страха смерти, что это — высокая и ужасная прерогатива человека, за что ему много прощается. Сколько мужественных вздохов исторгли мыслители над участью единственного существа во Вселенной, которому дано знать, что он смертен[3].

Да, животные не обременены этим знанием, что делает их участь светлее и чище, но близость смерти они чувствуют безошибочно. Когда корову гонят на убой, а путь этот долог, по милой покорной морде катятся слезы. Она знает, что обречена, самый воздух напоен кровью и смертью. В организме пораженного ужасом животного происходят мощные химические процессы, вырабатываются гормоны страха и попадают в будущее мясо, а с ним в желудок человека.

Пойдите на бойню, вы физически ощутите тот кошмар, которым чревата неотвратимая неопрятная и жестокая смерть. Даже тупые, лишенные нервов «забойщики» выдерживают на бойне от силы два-три года. Представляете, чем светятся смиренные глаза животных, если это не по силам сверхвыносливым совкам!

Мы единственная страна в Европе, не подписавшая Страсбургскую конвенцию 1959 года о безболезненном забое домашних животных.

Ребячество аргументировать это финансовыми затруднениями. Мы спокойно пускаем на ветер миллионы, но становимся по-гарпогоньи скупы, когда дело касается гуманных целей. У нас никогда нет денег на культуру, книгоиздательство, охрану природы, помощь больным и брошенным детям… Мы органически не способны осознать свое варварство. Мы искренне не понимаем, зачем тратить усилия, а главное, деньги, чтобы животные не мучились, когда их убивают. И ведь нельзя этого доказать, этические ценности не укладываются в логические схемы. Тысячу раз прав Рональд Рейган, назвавший нас «империя зла». Мы так успешно взрастили в себе дух жестокости, что нас не останавливает и тот вред, который мы причиняем сами себе. Садистское убийство сжигает душу.