Она надела белое атласное платье и украшенную жемчугом и бриллиантами диадему, одолженные женой её дяди. На свадебной фотографии вся она так и сияет, стоя рядом с креслом на колёсах её мужа.
Этим вечером состоялся семейный ужин, на котором не присутствовал Северо дель Вайле, вымотанный эмоциями подходящего к концу дня. Как только гости разошлись, тётя отвела Нивею в приготовленную для неё комнату. «Мне очень жаль, что твоя первая брачная ночь будет такой…», — краснея, пробормотала добрая сеньора.
— Не волнуйтесь, тётя, я утешусь, начав молиться по чёткам, — ответила молодая женщина.
Подождав, пока дома все заснут и, убедившись, что жизнь замерла и слышен лишь солёный морской ветер среди деревьев в саду, Нивея в ночной рубашке, встала, миновала длинные коридоры этого чужого ей дворца и вошла в комнату Северо.
Монахиня, нанятая, чтобы присматривать за сном пациента, расслабленно растянувшись в кресле, глубоко спала в отличие от ждущего её Северо. Она приложила палец к губам, призывая к тишине, погасила газовые лампы и проникла в кровать.
Нивея воспитывалась у монахинь и происходила из старомодной семьи, в которой о функциях тела никогда не упоминали, а уж о них же, связанных с воспроизводством потомства, казалось, не знали вообще. Девушке тогда было двадцать лет, в груди билось полное страсти сердце, и она обладала хорошей памятью.
Она прекрасно помнила тайные игры с кузеном по тёмным углам, изгибы тела Северо, тревогу вечно неудовлетворённого удовольствия, очарование греха. В то время их сдерживали скромность и чувство вины, из затаённых уголков оба выходили, вечно дрожа, вымотанные и с пышущей жаром кожей.
За годы разлуки она сумела обдумать каждый миг, проведённый со своим кузеном, и превратить детское любопытство в глубокую любовь. Ещё она неплохо проводила время в глубинах библиотеки своего дяди Хосе Франсиско Вергара, человека либеральных и современных взглядов, не мирившегося ни с какими ограничениями собственной интеллектуальной неугомонности и ещё менее с религиозной цензурой.
Разбирая книги по науке, искусству и войне, Нивея случайно обнаружила способ открыть тайный ящик и нашла несколько ничего не стоящих романов из чёрного списка церкви и эротические тексты, включая забавную коллекцию японских и китайских рисунков, изображающих пары с вскинутыми вверх руками и ногами, в анатомически невозможных позах, способных восхитить аскетичного, здравомыслящего и с хорошим воображением человека, какой она и была.
И всё же самыми образовательными текстами были порнографические романы некой Анонимной Дамы, очень плохо переведённые с английского на испанский, которые молодая девушка один за другим тайно носила в своей сумке, внимательно читала и украдкой возвращала на то же самое место — ненужная предосторожность, потому что её дядя был занят в военной кампании, и никто больше во дворце в библиотеку не ходил.
Наученная этими книжками, она исследовала собственное тело, познавала основы самого древнего искусства человечества и готовилась к тому дню, когда сможет применить теорию на практике. Она, конечно, знала, что совершала чудовищный грех — удовольствие всегда грех — но воздерживалась обсуждать эту тему со своим исповедником, потому что ей казалось, что ради уже испытанного удовольствия и того, которое её ожидало в будущем, стоило рискнуть и адом. Она молилась, чтобы смерть не застала её внезапно и до того, как она испустит последний вздох, ей бы удалось признаться в том времени наслаждения, которое ей предоставляли книги. Она никогда бы не подумала, что развлечение в одиночку поможет ей вернуть к жизни мужчину, которого она любила, и менее всего о том, что придётся осуществлять задуманное в трёх метрах от спящей монахини.
Начиная с первой ночи с Северо, Нивея приспособилась приносить помощнице чашку горячего шоколада и несколько печений, когда собиралась прощаться с мужем, но ещё не уходила из комнаты. Шоколад содержал дозу валерианы, способную усыпить верблюда.
Северо дель Вайле никогда не представлял себе, что его целомудренная кузина была способна на столь необычайные подвиги. Жар, слабость и вызывающая колющую боль рана на ноге ограничивали его пассивной ролью, но на что ему не хватало силы, с тем она справлялась благодаря собственной инициативе и мудрости.
Северо не имел ни малейшего понятия о том, что подобные трюки были в принципе возможны, и был уверен, что они вообще не свойственны христианам, но это не мешало ему получать полное удовольствие от процесса. Если бы он не знал Нивею с детства, то подумал бы, что кузина воспитывалась в турецком серале, но если его и беспокоил способ, каким девушка научилась стольким разнообразным трюкам проститутки, у него хватало ума не спрашивать её об этом.
Он нежно следовал за ней в путешествии по чувствам, насколько позволяло тело, покоряя на своём пути всё — вплоть до последней лазейки души. Они вытворяли под простынями позы, описанные в порнографической литературе уважаемого военного министра, и другие, которые изобретали, подталкиваемые желанием и любовью, хотя и сдерживаемые завёрнутой в тряпки культёй и храпящей в кресле монахиней.
Неожиданно их застал рассвет, ещё дрожащими, в переплетении рук, дышащими в унисон рот в рот, и как только первый его луч показался в окне, она, точно тень, выскользнула обратно в свою комнату. Прежние игры превратились в настоящие похотливые марафоны, они с жадным аппетитом ласкали друг друга, целовались, лизались и проникали во все части тела, делая всё в темноте и насколько возможной тишине, проглатывая вздохи и закусывая подушки, чтобы подавить весёлую похоть, снова и снова поднимающую их к славе теми слишком короткими ночами.
Время так и летело: едва Нивея, точно дух, появлялась в комнате, чтобы проникнуть в постель к Северо, как уже наступало утро. Ни один из двоих не смыкал глаз, они не могли терять ни минуты тех благословенных встреч.
На следующий день он спал до полудня, точно новорождённый, а она вставала рано со странным видом сомнамбулы и занималась повседневными делами. По вечерам Северо дель Вайле отдыхал в кресле на колёсах на террасе, наблюдая за заходом солнца на берегу моря, а его супруга тем временем дремала за вышиванием салфеточек рядом с ним. На глазах у других они вели себя, точно брат с сестрой, не касались друг друга и почти не переглядывались, но атмосфера вокруг была полна тревоги и беспокойства.
Они проводили день, считая часы, ожидая с бредовой решимостью, когда наступит нужное время и снова позволит им обниматься в кровати. То, чем они занимались по ночам, ужасало врача, членов обеих семей, общество в целом, не говоря уже о монахине. Родственники и друзья обсуждали самопожертвование Нивеи: такая целомудренная молодая женщина и вдобавок католичка приговорена к платонической любви! Говорили о моральной силе Северо, который потерял ногу и сломал свою жизнь, защищая родину. Болтовня кумушек распространила слух о том, что на поле битвы он потерял не только ногу, но и свои половые органы. «Бедняжки», — бормотали люди, вздыхая и даже не подозревая о том, что происходило с парочкой рассеянных молодых людей.
За неделю, когда они подпаивали монахиню шоколадом и занимались любовью, точно египтяне, рана от ампутации затянулась и жар прошёл. Не минуло и двух месяцев, как Северо дель Вайле стал ходить на костылях и начал заговаривать о деревянной ноге, а Нивею меж тем тайком выворачивало наизнанку в любой из двадцати трёх ванн дворца её дяди.
Когда не было иного пути, как признаться семье в беременности Нивеи, всеобщее удивление было таких размеров, что даже поговаривали, мол, эта беременность — настоящее чудо. Больше всего скандалила, вне всяких сомнений, монахиня, но Северо с Нивеей всегда подозревали о том, что несмотря на чрезмерную дозу валерьянки у святой женщины была возможность многому научиться; что она и делала, чтобы не лишиться удовольствия шпионить за ними.