Фрэнк прислонился к косяку двери, ведущей в ванную, и широко улыбнулся.
— Уверен, Зигмунд Фрейд сделал бы из этой сцены конфетку.
— Что? — вспыхнула Зоя. Это дикое выражение, «не покажется мало», эта словесная порка… Хорошенькое начало!
— С чего это ты первым делом взялась за нижнее белье? Ждешь чего-нибудь?
— Не того, о чем ты думаешь. — Она направилась за своими туалетными принадлежностями. — Женщины обычно укладывают… сначала нижнее белье.
— Боишься, что резиночка на трусиках может лопнуть?
— Нет, сейчас просто боюсь опоздать. Уйди, ради Бога, я хочу собираться в тишине. Он не двигался.
— Я думаю, ты собрала уже достаточно вещей, — подтрунивал Фрэнк. — Даже слишком. Там, куда мы едем, нет надобности ни в женском белье, ни во французских духах.
— Куда же мы едем? — щелкнула пальцами Зоя и саркастически протянула:
— О, я и забыла… в ад и обратно; видишь ли, мне там не приходилось бывать, так что просвети-ка меня, что брать, а что не брать. Может, я забыла положить асбестовые колготки?
— Они нам обоим вряд ли пригодятся, — парировал он, бесстыдно ухмыляясь. — Почему бы тебе не ограничиться восхитительным нагим телом? Оно прекрасно послужило тебе три года назад.
— Три года назад мне было два годика, а сейчас уже пять, и я стала на сотню лет старше, — фыркнула Зоя.
— Это прозвучало очень цинично из твоих уст.
— В таком случае один — ноль в твою пользу. А сейчас уйди с дороги, пока я собираюсь.
— Хорошо. — Он посторонился и услужливо открыл для нее дверь. — Маленькой сумочки… вот такой, как эта, будет достаточно. — Руками он показал размер поклажи: несколько футов.
— У меня такой нет.
— На нет и суда нет.
— Ты оставишь меня, наконец, в покое? Дай толком собраться. Или ты меня за дурочку принимаешь? При всем желании я не могу уложить всю свою одежду в сумочку вот такого размера, — она иронично повторила его жест.
— А мы можем попробовать. — Фрэнк вытащил полиэтиленовый пакет из кармана брюк. — Сделай одолжение, наполни вот этот пакетик.
Зоя схватила пакет и стала в него дуть.
— Горячим воздухом наполню. — Потом завязала его узлом и, хлопнув, вернула Фрэнку. — Возьми, может, пригодится.
— Милая, я не шучу, — проскрежетал Фрэнк, будто ему на зубы попал песок. — Мы поедем налегке, понятно? — Он выдавил из пакета воздух и протянул ей.
Зоя схватила пакет, сверкнув глазами.
— Ты что, серьезно? — С нее было достаточно этой дурашливой игры.
— Абсолютно. Ты найдешь все, что надо, по приезде на место, но для путешествия я бы хотел, чтобы ты взяла всего по минимуму, зубную щетку не забудь.
— Надо же, какой строгий! Может, мне в одних трусиках и отправиться? — Зоя недоверчиво прищурилась. Ее губы некрасиво искривились. Скрестив руки на груди, она решительно заявила:
— Я никуда не поеду с тобой, если ты сейчас же не скажешь, куда мы направляемся. Как все это понимать? Я не могу поверить, что ты не мог нанять какого-нибудь другого секретаря. Почему именно меня?
— Потому, что ты единственная, кого я хочу, — сказал он, четко выговаривая каждое слово.
Зоя почувствовала, что по всему ее телу разливается жар. Она достаточно часто представляла себе его возвращение в ее жизнь, первые его слова при встрече, которые будут означать влюбленность, озабоченность, желание примирения.
— Потому, что ты решил, будто сможешь располагать моим телом по первому требованию, а в придачу — и моими секретарскими услугами, — презрительно поправила она его.
— Вероятно, я мог бы взять других секретарш, причем по первому требованию, но я не уверен, что получу от них большое удовольствие. Ты действительно лучше всех, и надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду не стенографию.
Зоя прошла к выходу, и Фрэнк последовал за ней. Вот она остановилась около двери, открытой на балкон, и посмотрела ему в лицо.
— Полагаю, это комплимент?
— Да, — машинально ответил он. Она резко повернулась.
— Я не нахожу его удачным.
— Как знаешь, но слова означали именно то, что означали. — Он дотронулся до ее щеки, и она отпрянула. Фрэнк нахмурился. — Зачем ты так?
— Затем, что… я не хочу, чтобы ты дотрагивался до меня.
— Прежде ты не возражала…
— Это когда же? До того, как моя жизнь кончилась? — Она отвернулась. — Понимаешь, это нелепость. Я не хочу работать на тебя. И не собираюсь ложиться с тобой в постель. Ни за что!
— Почему нет?
— Почему нет?! — повторила Зоя почти истерически. — Потому, что я не хочу и не люблю тебя, будь то в кровати или вне, из-за твоего надменного характера. Ты прекрасно понял, что я сказала тебе тогда по-гречески, и только улыбнулся. Но это была не шутка, мистер Высокая Безопасность. Мне наплевать на твои регалии, ты для меня ничто — пустое место, ноль!
Злиться на него она не умела. Оставалось презрительно смотреть, как он беспечно улыбался.
— Милая Зоя, как аппетитно ты все это излагаешь! Мы оба повинны в той ночи, оба, слышишь? Многие стремятся к хорошему, но совершенства достигают единицы.
— Не обманывайся на свой счет, — обрезала она.
— А я и не обманываюсь. Я знаю себе цену.
— Во многих случаях — да.
— Я бываю самонадеянным. Я отвратительный игрок в поло. Она прищурилась.
— Все для тебя одна большая игра, не так ли? Разбередить мои чувства, заставить узнать верх блаженства — затем бросить. Я сказала бы, что ты искусный игрок в поло.
— Зато ты хороша в езде на лошади… Спускайся, Зоя, на землю! Скажи мне, почему ты с таким отвращением вспоминаешь о той нашей ночи?