Я отступила от дома на пару шагов и посмотрела на крышу. Ого, судя по огненно-красному заметному даже в темноте, цвету тут живёт очень сильная чародейка. И как это мы с ней раньше не пересекались? А впрочем, может, и пересекались, только я на неё внимания не обращала, ведьмы на любовных чародеек всегда свысока смотрят. Нам-то подвластны все силы природы, а они что, только любовью играют. Слабачки, одно слово. Я надменно, копируя супругу господина градоправителя, вскинула голову и, расправив плечи, опять подошла к окну, непрестанно повторяя, что я сильная ведьма, и любовные чары надо мной не властны. Не властны, я сказала!
Я заглянула в окно с твёрдым намерением внимательно рассмотреть чародейку, не обращая никакого внимания на начальника стражи. И первые пару минут у меня всё получалось, я успела заметить, что девушка стройна, пожалуй, даже худа. Широкие с разрезами рукава простого бледно-розового платья обнажали тонкие бледные руки, свозь нежную кожу которых просвечивали голубые жилки. Личико тоже было худеньким, щёчки впали, под большими томно-голубыми глазами залегли тени. Похоже, красавица колдует не жалея себя, часто обращаясь к внутреннему неприкосновенному резерву, а если судить по бледности кожи, из дома она выходит редко. Теперь понятно, почему мы с ней ни разу не встречались.
Я вздохнула, бездумно заскользила взглядом по комнатке, прикидывая, чем могу помочь чародейке, и опять-таки увидела Огнецвета, на этот раз стоящего ко мне, точнее, к окну, спиной. Ой-ёй, а я раньше и не замечала, что у начальника стражи такой, кхм, фасад привлекательный. Я застыла на месте с широко распахнутыми глазами, позабыв обо всём на свете и мечтая лишь о том, чтобы Огнецвет повернулся и увидел меня. В ушах набатом гремело сердце, руки запрыгали от волнения, грудь стала тяжёлой и горячей, колени превратились в кисель, краем сознания я даже удивилась, что всё ещё стою, а не стекаю на землю, как тающий под солнцем снеговик.
Резкий хлёсткий удар, от которого моментально защипало и засаднило щёку, заставил меня вздрогнуть, вскрикнуть и испуганно отпрянуть в сторону.
- Ты что творишь, - прошипела я, прижимая ладонь к пульсирующей от боли щеке и чувствуя как между пальцев просачивается кровь, - Морда, ты меня поцарапал!
Кот вздыбился, увеличившись в размерах раза в два, не меньше, угрожающе зашипел и так сверкнул глазами, что мне стало не просто страшно, а по-настоящему жутко, я даже отступила на пару шагов:
- А что мне ещё оставалось, если ты была готова прямо в окно к нему сигануть?!
Я так и взвилась, даже про боль и страх позабыла:
- Неправда, он мне даром не нужен!
Черномор зашипел, нервно колотя хвостом по стеклу:
- Дур-р-ра!!!
- Сам дурак!
Я резко развернулась и бросилась в темноту, позабыв обо всём на свете и сама толком не понимая, куда меня несёт. Обида, гнев и какое-то странное детское разочарование подхлёстывали меня почище кнутов, по щекам ручейками стекали солёные слёзы. Та часть меня, что отвечала за здравомыслие, в глубоком шоке взирала на всё происходящее из самого тёмного уголка сознания, запинанная туда разбушевавшимися ни на шутку чувствами. Истерика чуть схлынула после того, как я со всего размаха врезалась во что-то тёплое и относительно мягкое, а уж когда меня обняли, помогая удержаться на ногах, сильные руки и знакомый до отвращения голос начальника зазвучал над ухом, я уподобилась ледяной статуе. Всё, на что меня хватило – это глупо хлопать глазами и хватать ртом воздух в тщетной попытке произнести хоть что-нибудь.
- И куда же ты так бежала, словно за тобой все силы тьмы неслись? – Огнецвет приподнял мне за подбородок лицо (терпеть не могу этого покровительственного жеста!) и воззрился на меня так пристально, что я мигом ощутила себя карманным воришкой пойманным, как говорится, «на горячем».