Выбрать главу

- И в горе, и в радости, - пропыхтела я, тщетно пытаясь освободить руки.

- С такой удачницей, как ты, о радости можно забыть, - фыркнул Огнецвет, делая попытку презрительно отвернуться.

Лента моментально перехватила горло козла и сдавила так, что он отчаянно захрипел, беспомощно тараща глаза и нервно прядая ушами. А вот не буду ему помогать, пусть сам выбирается, раз такой умный! Я попыталась гордо отвернуться, но проклятая лента, словно только того и дожидаясь, обвила моё горло и стиснула так, что у меня в глазах потемнело. Я отчаянно забилась, пытаясь вырваться на свободу, сделать хоть крошечный глоток воздуха, но лишь сильнее затягивая на себе путы. Помогите, эй, кто-нибудь, освободите меня, я жить хочу!!! Сознание всё-таки явило милость и оставило меня, подарив напоследок полное скорбной горечи понимание того, что Огнецвет всё-таки был прав. Паршивая из меня ведьма…

Глава 5

Очнулась я от щедро выплеснутой мне прямо на лицо воды, хотя, если учесть, что на щёку мне шмякнулся картофельный очисток, а в волосах запуталась морковная ботва, скорее всего, это были помои. Ведьма прародительница, неужели мой труп просто сволокли в канаву, не заморачиваясь даже самым элементарным, без обрядовых песнопений и погребальной трапезы, захоронением?

Кряхтя как столетняя бабка, о которой позабыли все, включая смерть и даже некромантов, я кое-как разлепила ресницы и сделала героическую попытку осмотреться по сторонам. К моему тихому ужасу первое, что я увидела, были пронзительные светлые глаза и острые рога, моментально пробудившие в памяти воспоминание о Райшаве, злом демоне, встречающем после смерти души самых злых колдунов и безжалостных некромантов. Мамочка милая, да за что же меня к этому демону-то?! Я же и не делала ничего плохого… почти, наоборот, старалась помогать всем, кто ко мне обращался!

Я тоненько завыла от страха и попыталась бежать, но острые копыта демона больно вонзились мне в грудь, пригвоздив к земле.

- Мама, - затравленным крольчонком пискнула я, трусливо зажмуриваясь.

- Да, Радуга, знатно же тебя приложило, - раздался насмешливый и до омерзения бодрый голос, который я рядом с собой и при жизни-то не особенно слышать хотела, - меня по-разному девки называли, но чтобы мамой…

Так, секундочку, что-то Огнецвет слишком жизнерадостный для покойника, по чью грешную душу пришёл демон! Я осторожно приоткрыла глаза, стараясь, подобно героиням приключенческо-романтических книг, посмотреть через завесу ресниц, но то ли ресницы у книжных героинь длиннее и гуще, то ли начальник стражи наблюдателен просто до неприличия, но мой манёвр разгадали. Острые копыта опять испытали на прочность мои рёбра, а ухо опалило жаркое дыхание:

- Хорош дохлой прикидываться, если горожане решат, что их ненаглядную ведьму убить хотели, они же бунт учинят. А я не в том состоянии, чтобы народные волнения усмирять, да и стражники вряд ли поймут моё блеяние.

- Можно подумать, ты раньше часто бунты усмирял, - прокряхтела я, кое-как приподнимаясь на локтях.

- А кто, по-твоему, прекратил гонения на парфюмеров, когда от вони нестерпимой по всему городу птица дохнуть начала и дети заболели?

Я не ответила, у меня были заботы важнее, чем продолжение бессмысленного спора: я пыталась встать и не рухнуть лицом в грязь.

- Очнулась, - вешним громом пророкотала у меня над ухом Сладислава, и меня стремительно рванули вверх, словно морковку из грядки. – Хвала силам света, очнулась болезная! Эй, бабы, хорош голосить, тащите ведьмочке нашей молочка парного да укрывальце потеплее! А вы, мужики, креслице принесите, то, моё любимое, дубовое, да скамеечку под ноги найдите, чай, господарыне Семицвете тяготно сейчас на ногах-то стоять. Малийка, а ты давай, живой ногой к булочнику за творожниками. После таких потрясений самое оно, пирожков с молочком поесть.

Вокруг меня словно волшебный вихрь завертелся. Я и охнуть не успела, как уже сидела в массивном кресле, завёрнутая в пушистое лёгкое покрывало, в одной руке у меня исходила парком большущая кружка молока, а в другой был зажат золотистый от масла хрустящий творожник. Огнецвет, вымытый, причёсанный и заглаженный мало не до проплешин, вольготно развалился рядом, лениво, по одной, скусывая с кисти крупные тёмно-красные виноградины, страшную редкость, за которую на рынке в базарный день платят полновесным золотом.