- Кого боги несут?!
От прозвучавшей в вопросе угрозы тому, кто стоял за дверью, следовало тихо и быстро исчезнуть, в крайнем случае начать длинно и витиевато извиняться, но вместо этого в ответ прозвучало не менее громкое и решительное:
- Открывай, если не хочешь, чтобы дверь высадили!
Как говорится: вспомнишь заразу – появится сразу. Огнецвет собственной персоной пожаловал, и что-то мне подсказывает, что не свататься точно.
Малийкина матушка насупилась и повернулась ко мне:
- Господарыня ведьма, открывать али мужиков с дубьём кликать?
Вот только волнений в городе мне для полного счастья и не хватало! Я решительно поднялась, готовая, если будет нужно, и магию применить, причём исключительно в мирных целях.
- Открывайте, господарыня Сладислава. Пойманному за руку вору и то слово для оправдания дают, даже осуждённому на смерть в последнем желании не отказывают.
- То-то и оно, что последнему, - хмыкнула женщина, но дверь открыла, окинула столпившихся за порогом стражников во главе с начальником неприязненным взглядом и сумрачно буркнула. – Чего вам?
Огнецвет, явно красуясь, сделал шаг вперёд, картинно отставил ногу и, обличительно ткнув в меня пальцем, провозгласил, словно ярморочный зазывала:
- Ведьме Семицвете, уличённой в гнусных злодеяниях и мерзопакостных кознях, направленных против почётных жителей города, приказано покинуть город до наступления сумерек! В противном случае вышеозначенная ведьма предстанет перед судом и будет приговорена к смерти через сожжение на костре!
Честное слово, если бы Огнецвет был более серьёзным, я бы даже поверила и расстроилась. А так я точно знала, что Огонёк играет, паясничает, дурачится, как мальчишка, выделывающийся перед понравившейся девчонкой. Я прикусила губу, изображая оскорблённую невинность, а мой герой выпятил грудь, сурово сдвинул брови и приказал, явно копируя собственную матушку:
- Подойди ко мне, ведьма, я передам тебе приказ!
Я покорно шагнула к начальнику стражи, помня, что вместе с приказом мне должны передать записку с подробными инструкциями, что и как мне надлежит делать, но путь мне решительно перекрыла господарыня Сладислава. Вот же, душа добрая, простая, с неё станет и бунт в городе устроить, дабы меня оправдать, и Огнецвету самолично шею свернуть. А я как-то не планирую вдоветь прежде супружества.
- Не спешите, господарыня ведьма, - прогудела женщина, бросая на моего героя такие взгляды, словно уже подготовила могилу и саван и дело осталось за малым – организовать труп. – Чтой-то больно много некоторые воли забрали.
- Думай, что мелешь, дура, - вызверился один из стражников, угрожающе бряцая оружием (а может, собственными костями, уж больно тощий).
Малийкина матушка побагровела, открыла рот, собираясь так обругать стражника, чтобы даже его внуки запомнили и правнукам передали, как нужно общаться с данной господарыней. Я поняла, что ещё немного, и вспыхнет такой пожар, по сравнению с которым вечное пламя, терзающее самых лютых злодеев, покажется уютным домашним очажком, и поспешно взмахнула руками, выпуская заклинание замораживания. Все, кроме меня, Черномора и Огнецвета застыли в тех позах, в каких настигло их заклинание, Малийка вообще на одной ножке замерла, к матушке бежала. Огнецвет вошёл в дом, крепко прижал меня к себе и жарко зашептал:
- Слушай меня внимательно, Радуга. С Пересветой, девицей, что мне матушка подобрала, я договорился, она ждёт тебя за городом, у корзинщика Плуга. Мешкать не стоит, Пересвета ждать не любит. Тебе нужно срочно, понимаешь, срочно покинуть город.
- А как же ты?
Знаю, вопрос глупый, а шевельнувшиеся в душе подозрения, что от меня хотят избавиться, и вовсе абсурдны, но любовь и здравый смысл очень плохо сочетаются, даже у ведьм, славящихся своей разумностью.
Огнецвет словно мысли мои прочитал, взял мои ладошки, поцеловал их и нараспев произнёс слова древней клятвы, связывающей жизни:
- На всех землях, во всех мирах, куда бы ни забросила нас судьба, я буду твой, а ты моя. И само время не сможет нас разлучить.
У меня от умиления даже слёзы на глаза навернулись, я судорожно вздохнула и прижалась к своему герою, который, к счастью, не растерялся и принялся осыпать поцелуями моё лицо. Я закрыла глаза, растворяясь в ласках, становящихся всё горячее, но с небес блаженства меня ринуло на землю недовольное фырканье Черномора: