Галина взяла стукачку за руку и попыталась нащупать пульс. Я смотрела на нее взглядом, полным надежды, и не переставала повторять:
— Она живая? Живая?
Галина отпустила руку женщины, достала сигареты и закурила.
— Галя, ну, что там? — медленно сползла с дивана вусмерть перепуганная Дина.
— Ничего.
— Что значит ничего?
— Вообще ничего.
— Объясни…
— А тут и объяснять нечего. Бабуля ласты откинула…
Я вновь схватилась за живот:
— Ты хочешь сказать, что только что я убила человека?
— К сожалению, это так…
— Но ведь я просто защищалась! Я всего-навсего ударила ее стулом… Я совсем не собиралась ее убивать.
— А никто в этом и не сомневается, — спокойно сказала Галина. — Убийство с целью самозащиты… Необходимо учесть и то, что она сегодня с тобой сделала. Видимо, ножка стула попала ей прямо в висок.
— Даже странно, такая здоровенная баба так быстро и легко умерла, — покачала головой Дина. — Я думала, ее можно год бить и не убить. В ней же такая силища…
Сообразив наконец, что произошло, я бессвязно забормотала:
— А что же теперь со мной будет? Я же приехала в Штаты незаконно… Я же не смогу доказать полиции, что она меня жестоко избила, ведь на моем теле нет никаких следов… Никаких, кроме парочки синяков. Меня посадят в тюрьму. Я знаю точно, меня посадят в тюрьму. А что же будет с моим ребенком?! Когда я смогу вернуться домой, да и смогу ли вообще?!
Я громко заревела. Дина заплакала навзрыд.
Самой здравомыслящей из нас оказалась Галина. Она затушила сигарету и ударила кулаком об пол:
— Замолчите!!! Дуры! Вам вообще расстраиваться нельзя. Вы же детей носите… Сейчас посдыхаете вместе со своими детьми и все. Да заткнитесь вы, ради Бога!!!
Мы переглянулись и одновременно замолчали. Эта новоявленная женщина с мужской психологией обладала каким-то магнетизмом, который действовал на нас успокаивающе.
— Вот так-то лучше. Главное, сохранять спокойствие. Будет спокойствие, будет и все остальное. Давайте сообща подумаем, что можно сделать в такой ситуации. Если я не ошибаюсь, вы приехали в Штаты по чужим паспортам. Короче, ваше местонахождение в этой стране незаконно?
— Незаконно, — словно прилежные школьницы, ответили мы.
— В том-то все и дело. Значит, нам ни к чему призывать общественность и докладывать полиции о том, что произошло в этой комнате…
— Это ты о чем? — насторожилась я.
— О том, что нам. необходимо скрыть следы преступления, избавиться от трупа. Нет трупа, нет преступления.
— Как это?
— Молча. Закопаем эту бабу к чертовой матери и все. Из-за ее смерти никто ничего не потеряет, а девушки, которые прилетят следом за вами, будут вам только благодарны.
— А как же сотрудники фирмы?
— Какие еще сотрудники фирмы?
— Ну, гид и заместитель генерального директора. Они могут приехать прямо с утра…
— Пусть приезжают.
— Но ведь они заметят, что стукачки нет. Мой голос заметно дрожал и в любую минуту мог перейти в рыдания.
— А вы тут при чем?
— Они же сразу на нас подумают…
— С чего бы это? Откуда вы должны знать, куда подевалась стукачка. Пропала и все. Вы ее последний раз видели вечером, а когда утром встали, то сразу заметили, что в мотеле никого нет. Может, у нее свои дела были какие, вы-то тут при чем?.. Пусть ваш гид ее и ищет. Да и кто может подумать на двух беременных баб?! Это же смешно, что может сделать беременная баба?! Да ничего! Она ведь даже тяжелое поднять не может.
— В самом деле. Как мы ее закопаем? Если мы попытаемся ее поднять, сразу родим.
— А вас никто и не просит ничего поднимать. Эту работу я возьму на себя, — заявила Галя.
— Я даже не знаю… Если ты это сделаешь, чем я смогу тебе отплатить? — смущенно проговорила я.
Галя слегка покраснела и махнула рукой. На минуту мне даже показалось, что она меня стесняется.
— Да брось ты… Мы же соотечественницы, обязаны друг другу помогать.
— В конце концов мы влипли все вместе, — напомнила о себе Дина, — значит, и расхлебывать эту кашу будем тоже вместе.
Я тихонько всхлипнула. Галина поднялась с пола и нервно прошлась по комнате.
— Вы пока тут посидите, а я пойду схожу на улицу. Пройдусь, посмотрю, где нам лучше всего похоронить вашу надзирательницу. Еще лопату поискать надо.
Как только мы остались вдвоем, я посмотрела на бледную Дину и тихо спросила:
— Ты как себя чувствуешь?
— Хреново. Мне кажется, еще немного и я точно рожу. А ты?
— Точно так же. Мутит, и голова кружится. Ребенок пинается ужасно.
— Еще бы. Ведь наши дети переживают то же самое, что и мы. Только вот какие они наши, если мы их продаем? Эх, жизнь, падла. Я себя-то прокормить не могу, да и муж зарабатывает копейки.
— У тебя есть муж?! — мне показалось, что я ослышалась.
— Есть. А чего ты удивилась? У тебя его нет?
— Нет. Откуда ему взяться? Если у тебя есть муж, зачем ты продаешь своего ребенка?
Я же тебе сказала, что он зарабатывает копейки. У меня уже есть дочь. Ей пять лет. Она просто чудо. Мы ее обожаем. А тут непредвиденная беременность. Врачи запретили делать аборт. Второго ребенка мы никак не потянем. Мы для нашей девочки делаем все, что можем. Ведь выучить нужно, образование дать.
— А как девочку зовут?
— Машенька. Красивая, чудная девочка. На глазах Дины показались слезы.
— Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, ты меня не суди, но мужик твой дерьмо.
— Откуда тебе знать, какой у меня мужик?
— Нормальный мужик никогда бы не послал жену за границу продавать своего ребенка.
А ты моего мужика не суди. Не суди и не судима будешь. Вот когда родишь своего ребенка, которого решишь оставить и попробуешь его вырастить, тогда узнаешь, что это такое и почем это удовольствие. Ты хоть знаешь, сколько детские вещи стоят или игрушки?! Не знаешь, так и не говори. А мужик мой, между прочим, инженер, с красным дипломом институт окончил. Только вот он, дурак, науку выбрал. В НИИ лабораторией заведует. Думал, что наука — наше будущее, что именно в нее государство будет вкладывать деньги. А кому она нужна, эта гребаная наука, сейчас?! Никому. Тем более что его лаборатория с геологией связана. С полезными ископаемыми. Только времена теперь не те. Все! Ни полезные ископаемые, ни бесполезные теперь никому не нужны! Финансирование от государства на нуле, зарплаты нет… Вот и остался мой мужик не у дел. Он же не виноват, что никогда в жизни не торговал и за лотком не стоял, что привык мозгами своими шевелить, знаниями деньги зарабатывать. Кому они теперь нужны, эти мозги?! Не умеешь торговать, народ обманывать, подыхай с голоду! Осуждать всегда легко. А моя дочка морем бредит. Спать ложится, меня в щечку целует и шепчет: «Мамочка, а какое оно, море? Соленое или сладкое? Теплое или холодное? Давай возьмем папочку и все втроем туда поедем…» А что я могу ей ответить? Что мы денег даже на билеты не наберем? Вот заработаю деньги и свожу свою семью в Крым или куда-нибудь за границу. Не обязательно в дорогую страну, хотя бы в Болгарию.
Дина замолчала, смахнула слезы и продолжила:
— А ты знаешь, как страшно, когда ребенок болеет? Боже, как это страшно! Ходишь, как дурак, ищешь лекарства подешевле. А уж если сам заболеешь… Сейчас проще сдохнуть, чем болеть. И не надо моего мужика хаить. Нам эта поездка очень многого стоила. Он единственный, кто за меня переживает. Ночи не спит, ждет моего возвращения. Мы перед моим отъездом на кухне долго сидели. Узнав о моем плане, муж даже постарел как-то, осунулся. Посадил Машеньку на колени и грустно так говорит: «Динка, может, откажемся от этой авантюры. Сына родим, где-нибудь грузчиком устроюсь, а в выходные вагоны на станции разгружать. Выкрутимся». Да только я-то знаю, что не выкрутились бы. Пусть мой инженер сидит в своей лаборатории. С его здоровьем много вагонов не разгрузишь. Помрет, к чертовой матери. Вот привезу я денег домой, первым делом на базар побегу. Икры красной куплю, да и черной тоже. Дочка уже давно мечтает попробовать…»
— Извини, — тихо пробормотала я.
— Ничего. Что-то Гальки долго нет.