На следующий день он исчез.
По законам Легории супруги оба должны отказаться от брака: нет двух подписей — продолжайте мучиться! Поэтому следующие месяцы я пыталась до него дозвониться. Поэтому подала заявление в полицию на поиски мужа. А теперь… сегодня узнала, что…
Дэнвер мертв.
— Прима Брайс? — возвращает меня в реальность голос сержанта Лабрю. Только сейчас замечаю, что ее напарник отошел к стеллажам. — Я знаю, что новости у нас плохие, но, вероятно, вы сможете помочь в нашем расследовании.
— Чем я могу помочь?
А главное — зачем?
Дэнвера это уже не вернет.
— Чем прим Брайс занимался до того, как вы расстались? Может, упоминал какие-либо имена? Что-то необычное…
Имена? Нет. Я даже не знала полное имя его любовницы. Был только Волчий ринг, но рассказывать полиции о том, что я знала про подпольные бои, в которых участвовал Дэн, вряд ли разумно. Это вызовет кучу вопросов, и уже не таких вежливых.
— Нет. Я уже говорила, что мы виделись с ним мы очень давно.
Сержанты вновь играют в гляделки, а мне нестерпимо хочется прекратить этот допрос. Потому что у меня ночью умер муж. Потому что я едва держусь, и у меня нет ни сил, ни желания отвечать на их вопросы.
— Вы уверены?
— Да, абсолютно, — киваю.
— Позвоните нам, если вдруг что-то вспомните, — произносит стандартную фразу сержант Лабрю, вручая мне треугольник визитки. — И еще раз примите наши соболезнования.
Моя помощница влетает в магазин сразу же, как только полицейские уходят. Наверняка ждала на крыльце.
— Вот, — она вручает мне кружку с кофе, — пей, пока не остыл.
Я была настолько оглушена произошедшем, что послушно сделала глоток и тут же закашлялась, потому что горло обожгло огнем.
— Рэбел, что это?!
— Кофейный виски.
— Кофе с виски?
— Нет. Кофе с виски — это когда добавляешь в кофе пару ложек горячительного. А кофейный виски, когда в подогретый алкоголь добавляешь немного кофе.
У помощницы настолько серьезный вид, что я начинаю смеяться. Не так, как обычно. Смех вырывается из меня резко, с надрывом, обжигает все внутри не слабее кофейного виски. Перед глазами встает мутная пелена, и вот я уже чувствую, как Рэбел прижимает меня к своей большой груди.
— Поплачь-поплачь, Чарли. От слез всегда легче.
Не легче, я это знаю. Поэтому мотаю головой, задавив в зародыше выглядывающую наружу истерику.
Я сильная.
Я не могу позволить себе слезы.
Я не могу позволить себе слабость.
Особенно сейчас.
— Я должна… Должна рассказать об этом родителям. Рэбел, ты справишься одна до вечера?
Помощница упрямо сжимает губы, но все-таки соглашается:
— Конечно, Чарли. Я закрою магазин.
— Нет. Только до вечера Рэбел. Я вернусь и сама его закрою.
— Но…
— Всё в порядке! — говорю я уверенно. По крайне мере мне хочется, чтобы мой голос так звучал. — Мне хватит этого.
— Хорошо, — кивает помощница. — Хотя бы захвати с собой кофе.
Не уверена, что смогу его осилить, но не взять — значит огорчить Рэбел. Так что забираю кружку, выхожу из магазин и пересекаю узкую улицу, которую с недавних пор власти сделали пешеходной.
Мои родители живут в доме напротив.
В том самом доме, в котором располагается «У Барри».
Я прохожу мимо кафе, автоматически отмечая столик, за которым сидела с мужем. С каждым мгновением все больше осознавая, что Дэнвера больше нет. Я никогда больше его не увижу.
Да, мы расстались, но… Но я не могу не думать о том, что между нами было.
Когда-то.
Когда мы были совсем другими… Юными, влюбленными, когда стояли друг за друга горой.
Поэтому, когда мама открывает дверь и меняется в лице, когда с ее губ срывается: «Что случилось, доченька?..» — я шагаю вперед и утыкаюсь лицом ей в плечо.
ГЛАВА 2
К счастью, мама всегда была понятливой. Я еще слова не сказала, а она уже крикнула отцу:
— Гувер, иди в гостиную и захвати с собой тот успокаивающий сбор.
Мама провела меня под руку и усадила на оранжевый диван. Аккурат на мое место. Сейчас я живу в другом районе, более новом, с развитой инфраструктурой, в доме с парковкой, но это — квартира моего детства. Мне все здесь знакомо и дорого: начиная от потертой диванной обивки до белоснежных вязаных занавесок, что достались от бабушки.
Я поставила кофейный виски на журнальный столик, и мама тут же сжала теплой ладонью мои заледеневшие пальцы. Она у меня очень красивая, возраст ее не портит, но любит поворчать. У нее волосы цвета шоколада и ярко-голубые глаза, а я пошла в папу: светловолосая, с зелеными глазами. Разве что очков не ношу, и взгляд у меня жесткий.