И только сейчас его осенило. Гиффорд нашел объяснение казавшимся почти невероятными событиям.
Как Гиффорд и предполагал, Оливия в середине дня вернулась домой и под нажимом миссис Морнингтон согласилась отдохнуть пару часов, прежде чем ехать в «Ковент-Гарден».
Но она была слишком перевозбуждена, чтобы толком отдохнуть. Если бы была возможность пообщаться с Гиффордом, ей хватило бы одного звука его голоса, чтобы расслабиться.
Вдобавок принесли записку, из которой следовало, что Гиффорд уехал из Лондона. Это сообщение только добавило переживаний. А что, если он не успеет вернуться вовремя? Вдруг действительно что-нибудь случится? С самого утра ее не оставляло какое-то предчувствие несчастья. Она пыталась убедить себя, что все дело в нервах, но это не помогало.
Только к тому моменту, когда уже пора было выходить из дому, Оливия смогла кое-как взять себя в руки. Ей даже хватило чувства юмора подумать, что, если она будет так себя вести перед каждой премьерой, впереди довольно мрачная перспектива. Ведь сегодня вечером ей предстояло сделать то, что является заветной мечтой каждой балерины! Ее специально пригласили на эту роль, и было бы непростительно не выступить в полную силу.
Оставалось совсем немного времени до прибытия машины. Они сидели в любимом кабинете миссис Морнингтон. Старшая подбадривала младшую, приобняв ее за плечи:
— Я так надеюсь на это представление, дорогая! Уверена, это будет твой настоящий триумф! Как неприятно, что бедному Гиффорду пришлось уехать, но я не сомневаюсь, что он вернется вовремя. — Внезапная трель телефона на письменном столе помешала миссис Морнингтон договорить фразу. — Не удивлюсь, если это он. Ты возьмешь трубку?
— Нет, это может быть кто-нибудь другой, а у меня нет ни малейшего желания ни с кем разговаривать.
Миссис Морнингтон не стала спорить.
— Слушаю вас… Мисс Элейн? Минуточку!.. — Протягивая трубку Оливии, она добавила: — Очень срочно!
«Гиффорд задерживается», — моментально мелькнуло в голове девушки.
— Оливия Элейн слушает!
Спокойный и чем-то знакомый женский голос произнес:
— Мисс Элейн? Это… — Тут в трубке послышался громкий треск, потом наступила короткая пауза, после которой донесся лишь конец фразы: — В центральной клинике.
— Что «в центральной клинике»? — не своим голосом вскрикнула Оливия, судорожно сжав трубку.
— Произошла авария, — продолжила женщина. — Доктор Хардинг оказался у нас и…
В глазах Оливии потемнело. На последнем усилии она выговорила:
— Что с ним? Он ранен? Откуда вы звоните?
В ответ послышался невнятный хрип, после чего линия отключилась.
— Родная моя, что случилось? — воскликнула миссис Морнингтон, видя, как девушка резко побледнела. — Дай мне… — Она протянула руку к аппарату.
В этот момент на пороге комнаты появилась Дэнверс:
— Машина пришла, мисс! Симмонс говорит, что на дорогах творится нечто ужасное. Он полагает, что вам следует поторопиться…
Представление не отменяется!
Во всех областях так называемого шоу-бизнеса это непреложный закон. Пусть ваши родные и близкие лежат при смерти, пусть земля разверзнется под ногами актера, танцора, певца — представление не должно быть отменено!
Даже если бы Оливия и не знала о существовании такого закона, за последний час это стало ясно для нее как дважды два. Потерпев неудачу в попытке продолжить прерванный телефонный разговор, миссис Морнингтон твердо заявила, что если звонили из клиники, то они обязаны перезвонить вновь.
К счастью, в квартире было два телефона. По второму она не без труда нашла Дуброски и объяснила ситуацию. Тот был краток:
— Я сейчас же приеду!
Но попытки втолковать ему, что Оливия не в состоянии выступать, что это просто невозможно, оказались, разумеется, тщетны.
— Она должна танцевать, — категорически заявил балетмейстер. Взяв Оливию за плечи, он пристально посмотрел ей в глаза: — Вы меня понимаете? Вы должны выйти на сцену. Все ждут — и вы не можете не оправдать их надежд. Мне очень жаль, но иного выхода нет.
В результате Оливия оказалась в своей гримуборной. Она чувствовала себя на удивление спокойно, хотя врач, которого они вызвали, мог предложить ей лишь слабый транквилизатор: голова должна оставаться достаточно ясной, чтобы исполнить всю сложнейшую партию и не забыть ни единого шага и жеста.