После вчерашнего дождя в воздухе пахло свежестью, а благодатные лучи горячего солнца прогревали ноющие кости. Расстелив на камне одежду, Гарнет села, положила рядом ружье и взялась за зеркало. Как она и предполагала, волосы превратились в сбившийся ком перепутанных локонов. Женщина мрачно вздохнула и принялась приводить в порядок свою голову. Дело оказалось не только кропотливым, но и болезненным. И каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, она обнаруживала, что не намного продвинулась вперед. Прошло еще немного времени, и Гарнет ощутила голод. Оставалось надеяться, что в седельных сумках Флинта было еще вяленое мясо.
Флинт возвращался обратно к пещере, когда заметил вспыхивающие в стороне яркие блики света. Это могло означать только одно: команчи обнаружили их стоянку и теперь сообщают о своем открытии остальным. Скоро вся округа будет кишеть индейцами. Сигналы повторились еще несколько раз, и Флинт пришпорил коня, заставляя его перейти на рысь.
К своей досаде, он увидел, что Гарнет вышла из пещеры, сидела у входа, а их одежда была разложена па камнях.
— Быстро сматываемся отсюда, — коротко приказал он. Времени для объяснений не оставалось. Внезапно он вытащил «кольт» и намелил его в сторону ближайшей вспышки, но тут же убрал револьвер. Подскочив к Гарнет и выхватив из ее рук зеркало, он с возмущением воскликнул: — Черт побери, так это вы!
— Не понимаю.
— Отблески на скалах! Их дает вот эта стекляшка! Проклятие, дамочка! Вы хоть представляете, что переполошили всех индейцев в горах и окрестностях?
— Я всего лишь расчесывала волосы. А зеркало вы дали мне сами.
— И приказал не выходить из пещеры. Забыли? Не выходить! Это значит — оставаться внутри и не высовываться. — Флинт сердито отвернулся и принялся собирать одежду. — Вывесили бы уж сразу красный флаг, чтобы команчам было легче нас найти.
Растерявшись от такой неожиданной атаки, Гарнет мямлила бессвязные извинения:
— Простите, я не подумала.
— Расскажете это индейцам. — Флинт поспешно запихивал вещи в сумки. — А сейчас удираем, пока к нам не пожаловало целое племя.
Он посадил ее на Сэма и дал в руки поводья, а сам с ружьем в руке пружинящей походкой быстро направился вперед.
Время тянулось медленно. У Гарнет не было часов, но по положению солнца на небе она догадывалась, что давно уже перевалило за полдень. К ее облегчению, тропа стала шире и отошла от предательского обрыва. Но появилась другая опасность: с обеих сторон ее возвышались высокие сосны и тополя, за толстыми стволами которых мог прятаться коварный враг.
Несмотря на недавнюю спешку, теперь Флинт шел неторопливо. Почему, Гарнет не спрашивала. С момента утренней размолвки ее спутник с ней и словом не обмолвился. Время от времени бросал короткие фразы коню, но ни слова ей, словно совершенно забыл о ее присутствии. Тело Гарнет ныло, ноги подкашивались от жажды и голода, но она мужественно переносила все тяготы пути, боясь презрительных ухмылок Флинта. К ее досаде, у нее стало урчать в желудке. Потом сморила дрема. Голос Флинта разбудил ее так внезапно, что женщина чуть не скатилась с коня.
— Сэму нужен отдых. Остановимся передохнуть. — Он свел коня с тропы и укрыл среди тополей. Потом с такой легкостью снял ее с седла, будто Гарнет весила не больше пушинки.
Она вздохнула и опустилась на землю у толстого ствола. Флинт ослабил подпруги Сэма, взял мешок и сел рядом.
— Поешьте. — Он подал ей вяленое мясо.
Гарнет в один миг прикончила несколько кусков и только тогда поняла, что ее спутник так и не притронулся к еде.
— А вы?
— Я не голоден.
Женщина почувствовала, что он лжет.
— Я далека от того, чтобы сомневаться в вашей искренности, мистер Маккензи, но мне кажется, это было последнее мясо.
— На ужин хватит. А днем я ем не много. — В его голосе снова почувствовалось раздражение.
— Я вижу, вас смущает, когда люди замечают вашу доброту.
— Нисколько. Просто не привык к любезностям. Не люблю их.
— Сомневаюсь, чтобы вам представился для этого случай. — Гарнет подала ему длинную полоску вяленого мяса. — Этого хватит нам обоим.
Флинт усмехнулся. Белоснежные зубы сверкнули на темном бородатом лице. Он полез в карман и достал плитку табака, которую нашел на теле убитого.
— Позвольте предложить вам пожевать.
— Благодарю, сэр, но я не жую табак и не курю трубку.
Флинт хмыкнул и убрал плитку в карман.
— Каким же ветром бедняжку из Джорджии занесло на Дикий Запад? — Он откусил мясо, а остаток полоски отдал обратно Гарнет.
— Еду в Санта-Фе, чтобы выйти замуж, — отозвалась женщина.
— А в Джорджии родственники остались?
— Нет, все умерли. Брат Роберт утонул четырнадцать лет назад, когда ему было всего тринадцать, отца убили при Геттисберге, а мать умерла во время эпидемии холеры. — Гарнет нежно провела пальцами по медальону. — Здесь хранится дагеротип всей нашей семьи, но мне уже трудно вспомнить голоса родных. — Глаза женщины подозрительно заблестели. — Особенно голос Роберта.
Хотя эта женщина и стала для него обузой, Флинт не мог не восхищаться ее стойкостью.
— Вам повезло, что у вас сохранился их дагеротип, — сказал он, глядя в пространство. — У меня такого нет. И сколько я ни стараюсь, не могу вспомнить лица матери. Помню ее прическу, помню, как она потирала виски, когда уставала, а лицо нет… — Он осекся, смущенный своей внезапной откровенностью.
Слезы побежали по щекам Гарнет. Пряча неловкость, Флинт впился зубами в мясо.
— Жалко, нет кофе, — пробормотал он. — Мне легче обойтись без еды, чем без кофе. Может быть, вечером сумеем развести огонь.
Гарнет не продолжала разговора о своем медальоне, и Флинт с облегчением вздохнул. Они передавали друг другу мясо до тех пор, пока не съели все до последней крошки. Флинт открутил крышечку фляги и подал ее своей спутнице:
— По крайней мере от жажды мучиться не придется. Кругом сколько угодно свежей воды.
Они напились и начали готовиться в дорогу.
— А нельзя ехать на Сэме вдвоем? — поинтересовалась женщина.
— Нет смысла его переутомлять, заставляя тащить двойную ношу. Его силы могут пригодиться, если придется удирать. К тому же конь, несущий двойную поклажу, будет оставлять более глубокий след, который легче заметить.
Внезапно Флинт насторожился. И прежде чем Гарнет успела что-либо понять, опрокинул ее на землю и, не давая крикнуть, зажал ладонью рот. Потом поднес палец к губам и только после этого убрал с ее лица руку и показал на тропу.
Гарнет подняла глаза и чуть не вскрикнула: вдалеке но дороге ехали верхом два индейца. Они что-то изучали на земле, но в любой миг могли посмотреть вперед и заметить беглецов. Гарнет беспокойно оглянулась на привязанного в нескольких футах Сэма. Стукни конь копытом, и чуткие уши индейцев уловили бы этот звук.
Женщина затаила дыхание. Флинт стоял рядом на коленях с ружьем в руках, готовый ко всему.
В звенящей тишине до слуха долетели приглушенные голоса индейцев. Судя по жестам, команчи спорили. Но вот, к великому облегчению Гарнет, они двинулись дальше.
Женщина вопросительно посмотрела на Флинта, но тот только мотнул головой, давая понять, что говорить нельзя. Он достал из кобуры револьвер, подал ей, знаком приказывая оставаться на месте, а сам крадучись последовал за краснокожими.
Гарнет вжалась в землю и до звона в ушах вслушивалась в тишину. Тени, которые только что укрывали беглецов от посторонних глаз, вытянулись и из союзника превратились во врага, не давая видеть, что происходило на тропе. Любой звук, казалось, оглушал: скрипучие крики сойки, верещание белки, шелест листвы. Удушающим облаком нахлынул едкий запах лошадиного пота. От неожиданности Гарнет вздрогнула, когда из соседнего куста с шумом взлетела перепелка. Женщина вытерла о штанину потную ладонь и крепче вцепилась в рукоять револьвера.