Горький был далеко не бедным человеком — иностранцев поражало то, как умел он не видеть, не замечать то, что творилось вокруг.
«Такой добрый и великодушный человек, как Горький, переводит за столом (хотя сам к еде едва прикасается) пропитание многих семей, ведет образ жизни сеньора, не задумываясь об этом и не испытывая от этого никакого наслаждения. Наибольшей радостью для него была работа грузчика на Волге. И все это — когда народу живется очень тяжело и приходится все еще в тяжелой борьбе добывать себе хлеб».
По возможности — писатель старался помочь тем, кто обращался к нему за помощью. Однажды он получил письмо от некой Юлии Кулигиной с просьбой помочь с литературной консультацией. Горький вступил с ней в переписку.
Анастасия Цветаева, гостившая у Горького в Сорренто в 1927 году, записала среди других рассказов Горького и историю, начало которой воспроизведено в сюжете «Сна»: «Девушка тринадцати лет, история с отчимом, дикое по фантастике бегство. Событие одно за другим, жизнь в роскоши у отечески ее полюбившего человека, ее продают в рабство, гарем. Еще и еще… Японская война, она — сестра милосердия. Кончается ее след непонятным возложением ею венка на могилу писателей на Волковом кладбище».
В этой истории содержатся некоторые события из жизни Юлии Кулигиной. Она являлась одним из прототипов героини задуманного горьким произведения.
Как вспоминал И. А. Груздев, в одну из встреч на вопрос: «Кто такая Юлия Кулигина?» — Горький ответил: «Это была замечательная женщина… проститутка с золотым сердцем… С одиннадцатью нациями жила, говорила она. А на кладбище пришла, Тургеневу на могилу цветочек принесла».
Сохранилось два письма Юлии Кулигиной к Горькому, и они позволяют уточнить общие контуры задуманного произведения.
6 (19) января 1910 г. она писала Горькому: «Обращаюсь с большой просьбой: указать, что мне читать для общего развития и также, что нужно изучить, чтобы правильно излагать свои мысли на бумаге для ведения дневника… мне уже 30 лет; кончила я лишь заводскую школу; до 26 лет ничего не читала; теперь же наоборот — жажда знания и чтения огромны, и времени потрачено так много. Больше всего меня интересует литература и все, что к ней относится. Вы, дорогой труженик, я убеждена, не скажете «поздно», как люди, меня окружающие, да я и сама не чувствую этого; вот я и спешу из боязни опоздать, т. к. мне хочется записать массу пережитого — пережито немало. Конечно, записывать пережитое, переживаемое, свои мысли, встречаемые типы я буду не для изданий своего жалкого марания, а для того, чтобы вручить кому-то из писателей, если он выберет из всей работы моей — для своей 1/1000 пригодного, то я работала небесполезно…
Обращаюсь к вам потому, что Вы один из любимых мною писателей, и еще потому — Вы пишете о типах, из среды коих я вышла и всю жизнь прожила с ними, исключая последние пять лет, а потому, если не откажете потом взять мои марания, только Вы будете в состоянии меня понять…
Родилась я в городе Перми. До сих пор не жила более трех лет на одном месте; до 20 лет жила в Пермской, Вятской и Тобольской губерниях, с 20 лет — в Средней Азии в разных городах. Жила в Москве, Сибири и теперь в Малороссии. Воспитания — никакого; отца не знаю; мать, родившаяся от наследственных алкоголиков, всю жизнь занимала профессию приказчицы питейных домов, где я и выросла в обществе Ваших типов и на коленях у пьяных мужчин, пела с ними пьяные песни, а они меня целовали, ласкали, развращали, кто как мог. Весь разврат и мошенничества я узнала и видела во всей наготе с малых лет, как помню себя… 16 лет вдали меня замуж за человека, которого я видела в первый раз за неделю до свадьбы; его мать, вдова, занималась той же профессией, и она же занималась сбытом воровских вещей. Я оказалась в кругу воров различных категорий, убийц и т. д.».
Отвечая на письмо Горького — оно, по всей видимости, не сохранилось — Ю. Кулигина продолжила рассказ о своей жизни и духовном пробуждении:
«Добрый, предобрый Горький, у меня нет слов выразить Вам чувство благодарности, скажу одно: я думала, что не способна уже радоваться и плакать от радости. Сколько раз я перечитала Ваше милое, доброе, сердечное письмо — не знаю, но знаю все его наизусть; все оно — драгоценность! Итак, с Вашего доброго пожелания, я принимаюсь за дело, и жутко, и страшно, что не сумею, а главное — очень боюсь не быть искренней, уж очень я была временами скверная и того хуже. Да поможет мне Ваш неоценимый совет и мое самосознание о себе. Я никогда не думала о себе хорошо, но часто жалко себя, может быть, это дурно.